Светлый фон

– Да он же приказал убить твоего отца, черт подери! Это он преступник!

– Его надо судить. И не мне приводить приговор в исполнение. Я буду жалеть об этом всю свою жизнь.

– Черт, надо было раньше об этом думать! Как ты собрался подняться на десять этажей?

– Я не смогу жить, зная, что стал убийцей.

– Но ты погибнешь! Подумай о себе!

– Анна… Ты научила меня слушать мое тело… Я знаю, что должен туда вернуться. Я чувствую это всем телом, всем сердцем.

Анна пристально посмотрела на меня, не говоря ни слова, затем ее глаза наполнились слезами. Ее ярость исчезла, энергия иссякла. Она была потрясена, почти раздавлена.

– Тимоти, – пробормотала она, – вспомни свой роман… Я тебя умоляю…

Ее губы дрожали. Она не сводила с меня глаз.

– В конце, – лепетала она, – герой умирает на скале…

Она сделала паузу, кусая губы.

– «Блэкстоун», – сказала она, – черная скала.

 

Ее слова отозвались в моей душе как внезапный похоронный звон, который напоминает об очевидном и повергает в хандру, уничтожая всякую надежду.

Я посмотрел на Анну. Вода текла по ее лицу, волосы совершенно вымокли. Ее глаза, как два сапфира, потерянных в водовороте, погасли и больше ничего от меня не требовали. Она отстранилась, и в этой отстраненности она была прекрасна, прекраснее, чем когда бы то ни было, и я осознал, как она дорога мне, как я люблю ее.

Я не мог ничего ответить. Если в моей власти было влиять на будущее, я вложу в это все свои силы, которые давало мне чудесное желание снова встретиться с ней. Но если будущее неизменно, если моя судьба предопределена, написана на скрижалях, значит так тому и быть, я умру в этой башне; пойду ли я спасать Кантора или нет – это ничего не изменит.

Так что я ничего не ответил, но медленно приблизил свои губы к ее губам и под низвергавшимися на нас потоками воды обнял ее и нежно поцеловал.

33

33

Почти задыхаясь, я наконец добрался до сорок третьего этажа. Стремительно открыв запертую на ключ дверь, с револьвером в руке, я увидел Кантора, который, казалось, страшно удивился моему появлению. В промокшем костюме, с прилипшими ко лбу волосами, он выглядел совсем не таким лощеным, как обычно.