Когда Дэйву было 16, они с братом ловили рыбу на продажу: выходили в море у берегов Ла-Холья в Калифорнии на небольшой лодке, легко помещавшейся на крыше автомобиля.

– Недалеко от берега мы обнаружили впадину, где кишмя кишели чудесные крупные киноварные морские окуни. Забрасывали карусель на двадцать крючков и каждый раз доставали ее полной. Нам платили по пятнадцать центов за килограмм. Но так продолжалось недолго. Меньше чем через год мы поймали там последнюю рыбу! Тогда я впервые понял, что выловил часть океана. Теперь каждый раз, приезжая навестить родителей, я беру ту самую лодочку, завожу мотор, плыву на то самое место и закидываю удочку, и хотя с тех пор прошло уже тридцать лет, рыба там так и не восстановилась. Были и другие подобные случаи. Так что все это стало для меня уроком.

Я пропустил целый семестр в колледже, отправившись на промысел дандженесского краба в районе Калифорнийского течения. Тогда цена на него упала до минимума. И это был еще один урок: ажиотаж разрушителен. А третий урок был таков: в начале 1970-х часть территории вдоль побережья Ла-Холья стала заповедником. Прошло совсем немного времени, и это место стало восстанавливаться. Скоро в пещерах и расселинах уже можно было найти небольших лангустов и сияющих галиотисов. И я сделал интересный вывод: если не вылавливать все без остатка и оставить место на какое-то время в покое, то оно восстановится.

Когда Дэйв учился в колледже, вдоль Западного побережья еще в достатке водился лосось.

– Для многих добыча лосося тогда была семейным делом. Они вели промысел очень чисто. Исключительно лески да крючки. Очень избирательно. Превосходное качество. Особенно огромная чавыча – вся хороша, как на подбор. А в августе мы отправлялись далеко в океан в погоню за альбакором. Мы странствовали вдоль всего побережья, от Калифорнии до Вашингтона. Я так любил рыбачить. А потом, – продолжает он, – я вернулся из колледжа и с ужасом обнаружил, что лосося почти не осталось и что многие из тех чудесных рек, где я бывал, находятся в плачевном состоянии.

Он ненадолго замолкает, а потом вдруг говорит:

– Не так давно я ездил на денек к друзьям в гавань Кевало, в Гонолулу, мы сидели и делились друг с другом воспоминаниями. Обнаружилось, что почти все в молодости рыбачили на Западном побережье, мы ловили там лосося в одни и те же годы и в одних и тех же местах: каждому из нас случалось закидывать снасти у рифа Юматилла и в Ла-Пуш, на банке Хекета близ Ньюпорта и в Пойнт-Арина, в Форт-Брагг и много где еще. Тогда мы посмеялись, что ведем себя как те, кого обычно называют старыми хрычами. Но, признаться честно, смеялись мы сквозь слезы. То время ушло безвозвратно, и ничего подобного наши дети уже не увидят и не почувствуют. Те яркие, окутанные прозрачной дымкой теплые дни – я и забыл, сколько всего мне довелось испытать. Иногда я уже толком не уверен, так ли все было на самом деле. А однажды я вдруг вспомнил, как когда-то рыбаки постарше рассказывали нам о себе, о том, чего мы не застали, и как я сидел и согласно кивал.