Из-под капота выныривает женщина. Крашеные пегие волосы, сигарета в углу рта, замызганная толстовка и поверх нее – кухонный фартук с тыквами и баклажанами.

– Простите, – говорю я и собираюсь пройти мимо.

– Юноша, вы что-то хотели? – Голос у нелепой «механицы» неожиданно интеллигентный.

– Извините еще раз… Я хотел попросить отвезти моего друга и его дочь…

– А почему не на такси? – спрашивает она.

– Вызвать нечем, – говорю я, – у нас телефоны разрядились… Извините за беспокойство, мы пойдем…

Женщина вынимает изо рта сигарету и бросает в банку, стоящую на полу гаража.

– Подождите. – Она смотрит с едва заметной улыбкой. – За двадцать секунд вы извинились пять раз, и, наверное, для вас это даже не рекорд… А где ваш друг и его дочь?..

Я оглядываюсь. Андрея рядом нет… Вижу, что он сидит у закрытых ворот соседнего гаража, прижимает к себе дочь. Рука девочки безвольно свешивается ей за спину. Склоняюсь над ними:

– Андрей…

Он поднимает глаза:

– Я не знаю…

– Что?..

– Не знаю, как войду с ней домой.

– Что с девочкой?.. – Пегая «механица» подходит и присаживается на корточки перед Андреем.

– Она умерла, – говорит Андрей, прежде чем я успеваю произнести заготовленную фразу: «Ей сделали операцию, она спит после наркоза». И тогда я говорю:

– Мы из хосписа на Еловом холме. Мы не могли выйти через главный вход. Там полиция и журналисты…

– Я не знаю… – повторяет Андрей. – Не знаю, что делать…

– Я слышала про ваш хоспис и про то, что вы отказались уходить оттуда, – говорит женщина и вдруг берет и поправляет свесившуюся руку девочки, как будто перед ней обычный спящий ребенок. – Как зовут вашу дочь? – спрашивает она Андрея.

– Валерия… Лера… – Андрей смотрит на женщину со странным выражением – с мольбой и какой-то неуместной, болезненной надеждой. – Ее зовут Лера, – повторяет он.