Нормативное употребление идиоматики, как и ее семантизация (как в разделе 2), в целом характерны для поэтического языка, так как позволяют добиться языковой экспрессии. Естественно, это не отменяет и других смысловых эффектов, например эффекта «народной» или разговорной речи и т. п. Поэтому неудивительно, что условно с середины XIX века – когда, с одной стороны, язык литературы пушкинской эпохи не только стабилизировался, но и во многом стал клишированным, как бы стертым, и когда, с другой стороны, поэзия во многом под влиянием прозы начала расширять свой метрический, интонационный и тематический репертуар, подключая новые языковые планы (просторечия, диалектизмы, речь разных социальных классов), – фразеология регулярно в том или ином виде обильно использовалась в поэзии[106].

Хорошо известно, что поэзия модернизма предельно усложнила семантику поэтического текста. Механизмы этого усложнения – ассоциативные языковые связи, часто основанные на фонетических созвучиях, парономастическая игра, инвертированные сравнения (синтаксическая мена объекта сравнения и того, с чем объект сравнивается), сложные метафоры, символы – во многом описаны: [Гофман 1937; Гаспаров М. 1993; Гинзбург 1997: 229–379; Кожевникова 1986; Очерки 1990; Очерки 1993; Очерки 1994; Очерки 1995; Очерки 1995б].

«Семантический взрыв» модернистской поэзии неизбежно включал в свою область и уровень фразеологиии.

У обращения к идиоматике, как кажется, были неизбежные предпосылки. Если модернистский текст в целом предстает нелинейно организованным в смысловом плане высказыванием, то неизбежно существует риск, что текст не будет воспринят и понят. Разумеется, модернистские поэты последовательно воспитывали читателей и меняли сложившиеся практики чтения, однако, помимо этого исторического процесса, необходимо учитывать и аспект коммуникации читателя с текстом.

Очевидно, что у текста как выстроенной цепочки языковых единиц и у языка читателя должна быть зона пересечения, в противном случае коммуникация оказывается невозможной (см. подробнее: [Лотман 2000 (1992): 14–17]). Общеязыковая фразеология как совокупность микровысказываний является априорно известной автору и читателю областью, которая в сложных поэтических высказываниях становится тем минимальным общим коммуникативным пространством автора и читателя, которое гарантирует первичное понимание текста. Иными словами, использование несвободных словосочетаний позволяет поэту надеяться, что читатель с ходу не отвергнет текст и хотя бы приблизительно, в общем и целом, сможет осмыслить, о чем в нем говорится. Поэтому, надо полагать, существует достаточно сильная корреляция между семантической сложностью текста и использованием в этом тексте фразеологических единиц (пусть и в сильно модифицированном виде).