– Я знаю, это ужасно, – продолжала Грир. – Ну, в смысле, тебе бы наверняка совсем не понравилось там работать, но это все равно ничего не меняет. Поначалу было хорошо, а потом, знаешь, все так обезличилось, я больше не встречалась с женщинами, которым мы помогали наладить свою жизнь. Просто вкладывали кучу денег в проведение лекций – и все. Честное слово, мне несколько раз приходила в голову мысль: Зи бы здесь совсем не понравилось. Ты ведь работаешь напрямую с людьми. А мы – все время дистанционно. Напоминаю себе об этом время от времени, будто так мой поступок становится не настолько подлым. Но я же знаю, что не становится. Я знаю, что поступила ужасно, – повторила она.

– Да, ужасно, – произнесла Зи тихо, сдержанно, ровно. Может, Грир права, и ей бы там совсем не понравилось. Какая разница? Важно другое: Грир лишила ее возможности попробовать, а это было так гнусно, так больно – все, что было между ними, показалось чужим, странным. – Но почему ты так поступила? – спросила Зи. – Я ведь первой тебе про нее рассказала. По сути, именно с меня все и началось. Ты вообще до того не слышала про Фейт Фрэнк.

– Дело… в моих родителях, наверное, – выдавила Грир. – В том, что мне очень хотелось, чтобы хоть кто-то разглядел мои достоинства.

– Я их разглядела. И Кори разглядел.

– Знаю. Это другое. – Грир смотрела в пол, не решаясь встретиться взглядом с Зи – возможно, это было к лучшему. Нужно было передохнуть от этих слишком пристальных взглядов. Зи целыми днями только тем и занималась, что пристально вглядывалась в людей. У нее глаза уставали глядеть, изучать, сочувствовать, высматривать: постоянно помогать, помогать, помогать.

Итак, Грир стыдно, пусть и будет стыдно, подумала Зи. Грир действительно поступила с ней подло, очень подло.

Зи справилась с той обидой еще четыре года назад – и стала заниматься вещами, которые, вне всякого сомнения, вызвали бы одобрение Фейт: в этом она даже не сомневалась. Работать с людьми один на один, а не с полными залами. Она делала важную, сложную работу, часто помогала женщинам. Но сейчас, по мере того как Зи осознавала то, что ей сказала Грир, ей делалось ясно, что неизменная приязнь, которую она испытывала к Грир еще со студенческих времен, истаивает, изнашивается. Она чувствовала изнеможение и очень жалела, что пригласила Грир на выходные. Они что, так всю дорогу и будут обсуждать это письмо и то, как Грир обошлась с Зи?

Грир шагнула к дивану и, подобно отчаявшемуся поклоннику, взяла Зи за запястья.

– Зи, – сказала она, – я страшная мерзавка, я это знаю. – Зи гневно молчала. – Видимо, я так и не поняла, что сама являюсь одной из тех женщин, которые ненавидят женщин, – ты ведь мне это всегда говорила. Я сразу же рассказала Фейт про твое письмо. Она, похоже, не придала этому значения. Но вчера, когда я ушла с работы, она разозлилась, обиделась – и напомнила мне об этом при всех. Оскорбила меня. Сказала, что я – скверная подруга. Скверная феминистка. Скверная женщина. Наверное, она права. Я не хотела ею делиться, не хотела впускать тебя в наши отношения. Я – полная мразь, Зи. Просто сука, – свирепо произнесла Грир. – Именно так.