– Ты сам не подозреваешь, какой ты везучий, – втолковывал Олегу молоденький опер, из тех, что пришли в органы по комсомольским путевкам с производства. – Время наступило хорошее, уголовный кодекс поменялся, правосудия стало больше и справедливости. А еще семь лет назад схлопотал бы ты, паренек, за свои художества десять лет без права переписки. И – поминай как звали. Задумайся над своей характеристикой. Кто ты есть? Читаем: стиляга, диссидент, отъявленный хулиган, избивший сына ответработника, распространитель западной идеологии, сбежавший от органов на Север. И чем ты у нас прославился? Выступил против мнения школьного партбюро, устроил бучу в комсомольской организации, к руководству которой протащил свою кандидатуру, возможно, чтобы легче насаждать буржуазную идеологию. А чтобы полностью подчинить себе комсорга и лучше использовать в своих целях, вовлек ее в интимную связь. Когда же честный комсомолец попытался вывести вас на чистую воду – его избивают. Чувствуешь, чем такой разговор пахнет? Захотят посадить – и никуда не денешься, закукуешь. И попробуй докажи, что ты не верблюд. Только я в обстановочке разобрался и подойду к тебе не по закону, а по совести и буду просить не заводить дело ввиду неочевидности и недоказанности. На мой взгляд, редкий поганец этот Войтюк и поделом ему досталось. Жизнь у него еще вся впереди – авось наука запомнится. Однако не сомневаюсь я, что Войтюки мои следственные действия обязательно обжалуют.

Опер затушил до мундштука докуренную папиросу, по привычке поискал глазами урну, не нашел, носком ботинка вырыл в песке ямку и захоронил в ней окурок (беседа велась в школьном дворе, на лавочке возле городошной площадки). Огорошенный неожиданным поворотом ситуации, Олег не находил что сказать, и оперу стало жалко мальчишку, вляпавшегося как кур в ощип. И он сказал ему то, что по долгу службы говорить был не обязан:

– А вот персонального дела об аморальном поведении вам с подружкой, похоже, не избежать – слышал я в школе такой разговор. Готовится совместное заседание партийного и комсомольского бюро, ждут только моих материалов. Разъехаться бы вам по сторонам на время каникул, а там все и поприутихнет...

Наташкиной гордыне только персонального дела не хватало!

– Уезжаю к отцу, – заявила она матери. – Ноги моей в хохлацкой школе не будет!

– Уезжай, доченька, – со вздохом согласилась мать. – Хоть и верю я в твою чистоту, как в свою собственную, но деревне ничего не докажешь. А учителя у всех на виду и авторитет должны сохранять...

Олег отплывал первым – им было в разные стороны, – и Наташа пришла на пристань его проводить.