В конце ноября, на Наташин день рождения, Олег подарил ей акростих:

Если прочитать первые буквы каждой строки сверху вниз – получится «Наташа». Девушка посмеялась удачному стихоплетству, но открытку со стихами в портфель спрятала.

На новогоднем вечере Виктор не отходил от Наташи, вытягивая ее на танец. Наташа с досадой отнекивалась, ссылаясь на неумение. Так же она ответила и на приглашение Олега:

– Я не умею.

– Я тоже, – улыбнулся Олег. – Может, попробуем поучиться? – В его глазах читалось столько застенчивости, что Наташа не устояла и подала руки. Им было легко друг с другом, и с вечера они ушли вместе.

Домой после уроков они стали уходить на пару. По дороге, как водится, болтали на разные ничего не значащие темы. Поселковые собаки сворами тянулись за ними следом: Наташа собак любила и привечала, а те ее ласку помнили и выделяли среди прочих. Истории с собаками у Наташи были на первом месте, затем комсомольские дела, письма отца, возвращение с промысла дяди-охотника, ожидание брата из армии и всякая всячина, какую несут девчонки, чтобы умолчать о главном – как им хорошо рядом с другом.

А Олег рассказывал ей о прочитанных книгах, о городе, театре, телевизоре и железной дороге, о многом, о чем Наташа знала и догадывалась, но еще никогда не видела. А увидеть неведомый мир ей хотелось так же страстно, как не хотелось выдавать это свое желание. Еще Олег знал много стихов и читал их по памяти. Однажды он посвятил ей свои:

Весна вокруг действительно расцветала, и на проплешинах среди снегов начинала проклевываться мать-и-мачеха.

– Не дождешься, – рассмеялась Наташа. – Я никогда не плачу. – И соврала: накануне она всю ночь проплакала над умирающим от чумки щенком. Но щенка она любила, а плачут только о тех, кого любят.

– И очень жаль, – загрустил Олег. – В слезах женская сила.

Этой силы Наташа в себе не ощущала.

Как-то вечером они меж собой заспорили. Олег прочитал ей свое любимое:

– Я это знаю, – подхватила Наташа. – «...На правом борту, что над пропастью вырос, – Янаки, Ставраки да Папа Сатырос...» Это Михаил Светлов.

– И вовсе не Светлов, а Багрицкий, – не согласился Тучин.

– А вот и ошибаешься, – уперлась на своем Наташка. – Это Светлов. На что спорим?

– На поцелуй, – выдохнул едва слышно Олег. – Если я прав – ты меня поцелуешь в губы.

– А если я права, – самоуверенная Наташка не сомневалась в победе, – ты мне купишь конфет. Шоколадных.

– Идет, – не поверил своему везению Олег. И побежал в школьную библиотеку отыскивать томик Багрицкого.

На следующий день после школы он пригласил Наташу сбегать на пристань посмотреть ледоход. Старая баржа-композитка финской постройки с деревянной обшивкой по стальному набору давно уже отплавала свое и на пенсии притулилась к берегу на вечной привязи, чтобы в качестве дебаркадера раз в неделю принимать под свой борт пароходы. Охраны ей не требовалось, небольшая надстройка, заменяющая зал ожидания, никогда не запиралась, и в нее можно было войти, чтобы не дрогнуть под ветром. Через оконные стекла можно было наблюдать, как на середине Оби схлестываются и с шумом наползают одна на другую источенные солнцем льдины. Наташка поежилась: