– Как бы дожжа не было, – взглянул в хмурое небо Пешнев. - Она, зараза-то эта, воде поддаётся.

– Неужто?

– Как соль. Бросил горсть – глядишь, а её уже нет.

16

– Отец у селитренного дела стоял, и тебе довелось... – говорил Митрофан, поджидая, когда зять умоется. Пришёл из воеводского сарая, который устраивал «быка ростом в дом». Правда, бивни у быка куда-то девались. Всё прочее было на месте.

– Железные отлить, – велел воевода, недовольный тем, что бык безрогий. Плутов, которые воровство учинили, сыскать и сечь нещадно.

Рога, то есть бивни, отлили по рисунку Ремеза в тот же день.

– Тяжелы больно, прикинул он. – Нутро пустое должно быть.

И снова лили. Ремез тем временем установил скелет мамонта на деревянный прочный помост. И стал зверь на мощные остовы бывших ног, грозный и зловещий, быть может, боле, чем живой. Живой травою питался. Этот, выходец с того света, казалось, мог питаться и человечиной. Ещё более внушительный вид приобрёл он, когда укрепили бивни.

– Ох попужаю я гостей! – смеялся воевода, предвкушая великую потеху. – Удружил ты мне, Ремез! Держи целковый за труды!

Ремез, хмуро оглядывая чудище, покачивал головой.

– Не то, боярин, не то! Тут диво, а ты – пужать!

– Коль диво – страшилище!

– То-то и оно, что страшилище! Его бы в натуре во всей показать.

– Ишь чо удумал! Шкилет он и есть шкилет!

Щас шкилет, а ведь когда-то был живым, – усмехнулся Ремез лукаво. – И щас стать может. Ну, не живым, а к примеру, токо что сражённым.

– Сотвори такое чудо.

– Ты, воевода-князь, не мельтеши тут. Думать мешаешь, – отмахнулся Ремез. У него с утра маковой росинки во рту не было. – Велел бы лутче подать пирогов да водки. Промялись.

Подкрепились, а воевода не уходил, и Ремеза это бесило.