Андрей едва может пошевелить губами, они онемели и похолодели. Чернота сдвигается от периферии к центру его зрения, но посредине все еще туннель, через который ему видно Волкова. Чернота не совсем черная, у нее есть текстура. Он видит Волкова сквозь нее. А потом он исчезает из поля зрения Андрея.

Голос Волкова доносится откуда-то со стороны окна.

— Они колют ему седативные. Так он скорее умрет, зато не будет слишком страдать. Таков был мой выбор.

Андрей опускает голову. Теперь чернота находится внизу и устремляется вверх. Его охватывает страх смерти.

— Простите, — говорит он вслух. — Я не могу…

Он все еще слышит Волкова. Быстрые шаги по деревянным половицам. Рука берет его за подбородок и приподнимает голову. Теперь Андрей ничего не видит. Только чувствует тепло руки Волкова на своей ледяной коже.

— Ты что-то принял, — говорит Волков.

Андрей слышит, как открывается дверь и голос Волкова, теперь издалека, громко требует: «Приведите врача. Немедленно!» А потом снова звук поспешных шагов и захлопнувшейся двери.

Какое-то время он отсутствовал, а теперь вернулся. Он снова видит свет. Кашляет, потому что нашатырь обжигает горло. Кто-то считает его пульс. Кто-то с резким голосом, не Волков, спрашивает: «Вы приняли яд?»

— Где, — говорит Андрей, тяжело ворочая языком, не помещающимся во рту, — я мог бы взять яд?

Врач оттягивает Андрею веки, чтобы проверить зрачки. Быстро и тщательно он полностью обследует Андрея, как ветеринар, осматривающий лошадь.

— Жить будет, — заключает он. — Всего лишь кратковременная потеря сознания.

Он ничего не говорит о черепно-мозговой травме. Это не его работа. Ему всего лишь нужно подтвердить, что заключенного можно продолжать допрашивать. Черные пологи колышутся вокруг головы Андрея. «Будешь умирать, так все и будет. Запомни».

Эта мысль приносит ему облегчение. Пока еще он не умирает. Банальная синкопа, теперь он снова пришел в себя.

— У него нет никаких внешних признаков отравления, — говорит врач, предположительно Волкову.

На границе поля зрения Андрея чернота продолжает рассеиваться, как рвущиеся ветхие тряпки. Сквозь них видна более плотная тень, постепенно снова сгущающаяся в Волкова.

— Раз с ним все в порядке, — говорит Волков, — вы можете идти.

Доктор быстро собирает свои инструменты, не глядя ни на Андрея, ни на Волкова, и идет к двери. Андрей облизывает губы. Нет смысла просить его о помощи. Он не врач, а бездушная машина. Должно быть, сейчас их штампуют на конвейере.

— Пей, — говорит Волков, протягивая ему стакан воды. — Мы еще не закончили.