Спектакль действительно был хорош, ярок, особенно в контрасте с Москвой девятнадцатого года; они остались очень довольны, и в антракте, обсуждая со Свердловым эту тему – нынешняя Москва как фон “Чуда…” – вышли из ложи и прогуливались в фойе. Свердлов, который был ею увлечен еще с довоенных времен (она, кстати, до сих пор сохранила редкую привлекательность, и многие из самых известных людей в стране, кто явно, кто тайно, были в нее влюблены), держа ее под руку, стал шептать на ушко какие-то комплименты. И тут в фойе вошел Коба. Позже она узнала, что для срочного совещания он был на день отозван из Тифлиса в Москву, сообщать ничего ей не стал, хотел сделать сюрприз и, узнав, что она в театре, сразу поехал сюда.

Вид Сталина был страшен, кровь отлила, и его от природы смуглое лицо сделалось совсем белым, глаза безумные, руки дрожат и что-то вслепую ищут у пояса, лишь на следующий день она догадалась, что кобуру, и возблагодарила Бога, что пистолета тогда у него не было. Вся сцена продолжалась несколько секунд, Коба повернулся и тут же вышел. Свердлов, кокетничая, вообще, кажется, его не заметил, а она в это время случайно увидела себя, причем глазами Сталина: они со Свердловым шли на большое, в полстены, зеркало, и испугалась так, как давно уже не пугалась.

Происшествие выбило ее из колеи и остаться на второе действие было выше ее сил. Под первым предлогом она распрощалась со Свердловым и поехала домой. Сталину звонить она не решилась, понимала, что сейчас его лучше не трогать, надо дать остыть. На другой день, не повидавшись с ней, он уехал обратно в Тифлис, а она, неделю поразмышляв о случившемся, поняла, что у него кровь настоящего горца, и если она сумеет это использовать, шанс добиться того, о чем она просила Бога, есть.

Тактика, которую разработала де Сталь, была не сложна: резко, даже не переговорив, она прервала отношения со Сталиным и стала подряд заводить романы с теми из верхушки партии, кто тогда стоял у него на дороге. Определить, кто ему мешает, было не трудно, всех их она знала не один десяток лет, ни на чей счет, включая Ленина, не заблуждалась и, главное, так же, как Сталин, не принадлежа ни к одной из группировок, наблюдая со стороны, легко видела истинное положение дел. Чтобы еще сильнее раззадорить Кобу, перипетии каждой связи де Сталь афишировала во всех подробностях, и, в сущности, больше от нее ничего не требовалось. Дальше немедленно начинал действовать он.

Люди, которых Сталин приговаривал к смерти, уже не были старыми товарищами – это были соперники, отбившие его самку, и они не могли рассчитывать на снисхождение. Сталь теперь открыла для себя другого Кобу – наверное, таким, когда мстил, был его дед Георгий, – и поразилась и ужаснулась сыну. До последнего дня собственной жизни она запомнила, в состоянии какого безумия, не выходя из кремлевской квартиры, провалялся Сталин почти две недели, когда в том же девятнадцатом году от туберкулеза скончался Свердлов, умер своей смертью, в своей постели, и он, Сталин, ничего не сумел сделать.