Я не уверен, что не присутствую в данный момент в некоторых прельстивших взор зданиях. Я, смотрящий, придирчив: здесь изменить цвет и ликвидировать четвертый, надстроенный, этаж — он нарушает гармонию.

Я, находящийся в домах, одинок и грустен: здесь кишит народ, бал, мне вроде бы весело, но я обманут, ее — нет, хотя, стоящая, не она ли? Щурюсь, догоняю во внутреннем дворе (статуи, фонтан), останавливаю и изучаю — нет; здесь — ни души, я — затворник, мотается пес, таранит руку, это — апогей скорби, и я готов зарыться в собачью шерсть, но — нельзя, я под окном незримых и вновь понимаю, что мне не пять, а близко к тридцати, и пока (надежда!) я не вывел категорию: мечтатель или неудачник.

Активно изучаю присутствующих. Это — две аспирантки, прижавшиеся к стойке у заветного окна; они читают допоздна, делят яблоко, спят вместе; асимметричный дипломант: поклевывает девиц («неплохо»!), перетасовывает бумаги, наслаждаясь не только укомплектованностью материала, но и проникая заодно в женскую физиологию; потряхивает ворохом (пощупывая аспиранток), снова перекладывает; невидимые инспектора отдела кадров под защитой плексигласа затаились (как щуки) в промежностях шкафов и сейфов.

— Скажите, мне имеет смысл ждать? — громко и никому, пощелкивая пальцами над рабочим местом инспектора 030.

— Есть право у человека в туалет отлучиться?! — басом (деланным) различается в неистовстве сирени (и это в самом сердце канцелярии!) опустошенное за ночь лицо.

В детстве я мечтал стать сумасшедшим — сумасшедшие не чувствуют боли. Жениться на медичке? Только не это! Я полагал, что меня настолько угнетет медицинская практика супруги, что я не изыщу ресурсов для половой жизни. Второе место завоевала работница УВД или КГБ. Третье могла бы заслужить государственная бюрократка.

Похаживаю энергично, не позволяя усомниться ни людям, ни мебели, ни самому духу делопроизводства в своей бодрости и решимости.

Первой проникает пирамида бумаг, следом очевидный кадровик, томясь бременем власти: «Кто бы пожалел?»

— Я за документами. — Стопы опережают голову, и мне легче.

— Студбилет, зачетку, читательский.

Сколько у тебя еще козырей?

— Нет. — Я уже не уверен, стоило ли тревожить безразличную мне жизнь отдела кадров.

— Из библиотеки — справку, из тридцать пятого — заявление с резолюцией Миневича о том, что у вас все потеряно. — И даже символика!

В коридоре фотовыставка к юбилею института. Шагаю мимо, но глаза ищут и находят. Подхожу. Почему именно это? За все годы функционирования факультета при всем множестве студентов. Голова Давида. Петренко Алла...