— Если хороший.

Ребятам пришлось зайти в квартиру Андониса. Андонис подвел их к ящикам и, увлекшись, прочел целую лекцию о ценах и условиях сбыта, будто обращался к агентам, требующим сведений о его товаре. О качестве он предпочел умолчать.

— Вот эти консервы? — перебил его Иорданис. — Дай нам образцы, и делу конец. Продолжишь разъяснения в другой раз.

Евтихис, стоявший в дверях, рассердился, что ребята ведут себя глупо, впрочем, и Андонис слишком разболтался. Симос и Иорданис взяли по нескольку банок и вышли во двор. Фанис задержался немного. Андонис спросил его::

— Ты ткач?

— Как это ты догадался, кто из них ткач? — с восхищением спросил Евтихис.

— По его пальцам.

Фанис посмотрел на свои руки, точно видел их впервые. Он повертел ими во все стороны, а потом взглянул на Андониса, словно прося его о чем-то, словно пытаясь влезть ему в душу. С волнением ждал он от него положительного ответа. В глазах Фаниса застыла мольба. Он поднял руки, показывая свои гибкие пальцы.

— Первым долгом консервы. О прочем потолкуем после, — тихо проговорил Андонис.

Этот незнакомый человек так бережно передавал Фанису банки, будто они заключали в себе нечто бесценное, а может, исключительно опасное. Он повторил, что с этим делом нужно покончить как можно быстрей, и удовлетворенно улыбнулся Вангелии. В дверях, взяв Фаниса за руку, он еще раз попросил:

— Смотри, сбудь консервы, это очень важно. А тогда уж приходи, побеседуем о ткацких станках. Ты непременно будешь работать…

У ворот Фаниса поджидал Евтихис. Он похлопал приятеля по плечу:

— Пошли вместе, разделаемся поскорей с этой дрянью, а потом поговорим о мастерской. Я хочу рассказать тебе о моих планах.

Ангелос сел на стул и развернул газету, пытаясь убедить себя, будто ничего не случилось, будто все по-прежнему. Он стал читать, но буквы слились у него перед глазами, как только он подумал, что эти строки набирал Статис своими руками. Затем он постарался припомнить, что делал Статис вчера в полдень. Как всегда, немного сонный, он уверенно отрезал хлеб, тщательно прожевал его. Ничего необычного не было в его поведении. Глаза у него и в тот день казались усталыми, точно он долго читал неразборчивую рукопись. Ни с того, ни с сего он пожал ему руку и сказал: «Не падай духом». В дверях Статис молча кивнул ему на прощание, почему-то поднеся палец ко лбу, улыбнулся как-то неопределенно и запер за собой дверь. «До свидания, друг», — чуть слышно прошептал он ему вслед.

Когда Статис запирает его снаружи, он чувствует иной раз странное удовлетворение. Все люди готовы ему помочь. Они делятся с ним хлебом, дают ему кров, но боятся поговорить с ним даже шепотом — не дай бог, кто-нибудь услышит. Ангелос закрыл ладонями лицо. «Теперь мне страшно. Мой страх — это своего рода незаконная вера в жизнь».