Подойдя к двери, Ангелос ощупал замок, его нетрудно отвинтить. Он потрогал щеки. Ну и борода отросла! Хоть бы немного воды! И пить хочется… А жажда увеличивает страх. Может быть, и наоборот, но сейчас не время доискиваться, где причина, где следствие… «Я хотел все познать, чтобы не попасть впросак. Видимо, многого я захотел, особенно теперь, когда все так неустойчиво». Голова у него пылала, как на экзаменах в институте… Но прежде всего он должен побриться, надеть носки и рубашку. Если он будет наготове, может быть, скорее найдет правильное решение. Он не знает еще, что происходит сегодня в мире… Подперев руками бока, Ангелос стоял перед кроватью и пытался сосредоточиться. «Это самый критический момент в сражении, которое я даю столько лет», — подумал он. Ему казалось, что он стоит на исхлестанной ветрами горной вершине и, чтобы не попасть в засаду, изучает оттуда незнакомую местность. Но его окружали лишь голые стены. Взгляд его блуждал по ним и затем падал на грудь, проникая в самое сердце. Сюда обычно стреляют, и тотчас на одежде проступает красное пятно. Ему померещилось, что его грязная майка уже пропитана кровью. Он отвел глаза и сосчитал винтики в замке. Очень просто уйти отсюда. Но опять он почувствовал, будто свежая кровь смочила его майку. Он протянул руку и, боясь взглянуть на пальцы, схватил газету, лежавшую на столе… На ней не осталось следов. «Если я заставлю себя ни о чем не думать, то не смогу предотвратить случайность. Куда мне деваться, когда я окажусь на улице?» Суд вынес такое решение, что кровавая гвоздика должна была вырасти и расцвести у него на груди. А быть может, на лбу. Ангелос потянулся рукой ко лбу, но рука замерла на щеке, и он опять вспомнил, что у него отросла борода.

Он разыскал старую бритву, смочил ее слюной и поставил перед собой осколок зеркала. Глаза у него широко раскрыты — он мучительно борется со сном, — щеки грязные, кожа сухая, а пальцы не гнутся. Он постарел, как постарели эти пожелтевшие газеты. «Только страх не стареет», — подумал он и даже посмеялся в душе над своим афоризмом. «Я так свыкся со страхом! Могу ли я контролировать его проявления, бороться с опасностями, порождаемыми страхом?»

Он еще раз осмотрел замок. Проверил, входит ли кончик ножа в нарезку винта.

В полдень кто-то тихо постучал в дверь. Неужели пришли за ним? Ангелос окаменел. Опять стук. Скрипнула задвижка. Он затаил дыхание. В комнате была мертвая тишина.

— Статис, Статис, — послышался голос Измини.

И опять тишина. Ангелос закрыл глаза, кровь стучала у него в висках.