— Почему ты не постучал к ней? А если она ждала тебя?
— Она меня не ждала, — ответил Фанис.
— Она всегда одна. Почему ты струсил? Скажи, не думай, что мне будет неприятно. Эльпида… Тебе приходило в голову, как трудно одинокой девушке… Но ты не решился, ушел, значит, ты ее действительно любишь. Правда ведь? Говори же наконец! Признаться, я рад, что ты такой упрямый… Мне хочется, чтобы кто-нибудь любил Эльпиду. Поэтому я пристаю к тебе… Но чтобы по-настоящему, без глупостей… Ну, что скажешь? — Фанис не нашелся, что ответить. Тогда Евтихис предложил: — Пошли, выпьем?
— Лучше посидим на холме.
Они присели на камни. Потеряв терпение, Евтихис потряс его за плечо.
— Чего ты ждешь? Почему молчишь?
— А что говорить?
Язык у Евтихиса неожиданно развязался. Положив руку на плечо Фанису, он начал рассказывать длинную старую историю.
— Ну, вот, мой друг, его звали Костис…
Слова полились легко, и он никак не мог остановиться. Костис, оккупация, Эльпида, немецкий грузовик, хлеб, мать…
— Поэтому для меня Эльпида близкий, родной человек. Меня заботит, как она живет, что ест, где спит. Поэтому я добиваюсь, любишь ли ты ее по-настоящему. Тогда я успокоюсь, а то теперь мне кажется, что я точно бросил ее на улице.
Фанис, словно дожидавшийся, когда Евтихис остановится хоть на минуту, наконец заговорил:
— Я верю, что все так и было, как ты говоришь. Но в конце ты все же подпустил туману. Ты сам ее любишь, даже очень сильно, и не потому, что погиб твой друг. Ты предпочитаешь думать, что опекаешь эту девушку, а в глубине души ты любишь ее, и вся история, которую ты мне рассказал, тут ни при чем. Ведь правда?
— Ты, Фанис, дурак. Ничегошеньки ты не понял.
— Возможно… Но ты ее любишь.
— А почему в таком случае мне бы не сказать ей об этом? Я мог бы даже жениться на ней. Нет… Чепуху ты городишь… Что мне стоило признаться ей?
— Откуда мне знать? Разве объяснишь, почему я не постучал сегодня к ней?
— А жаль, правду тебе говорю. Я был бы рад. Конечно, не ручаюсь, может я не удержался бы и разрисовал тебе морду. Но что из того?
Фанис встал, и они спустились по голому каменистому холму.
Фанису, конечно, чудится улыбка Эльпиды. Повернувшись к нему, Евтихис решительно сказал: