2 марта 2018 г.

Весна придумана для того, чтобы легче было пережить зиму. Чтобы было чего ждать.

Пока есть весна — есть надежда.

На то и март.

3 марта 2018 г.

Папа вчера поставил рекорд: три падения в световой день.

Все началось с того, что мы стали размораживать большой холодильник, папа настаивал, что делать это он будет сам, и кончилось тем, что я ходил за ним следом, пока он таскал баночки и тарелочки во двор, к радости собаки Белки, от которой я тут же выставлял противотанковые ежи в снегу самой разной конструкции.

При любой моей попытке прикоснуться к баночкам и даже тарелочкам папа издавал звук негодования, которым часто переговариваются клоуны в цирке, изображающие детей.

Папа вошел в рабочий транс, настроение его улучшилось, и он даже начал напевать себе под нос, ухватил последнюю большую кастрюлю с рисовым супом и, мелодично бормоча «Кастрюлька-кастрюлька», засеменил с ней к дверям.

Ну и естественно, выйдя во двор, поежился от холода, жидкость в кастрюльке заколыхалась и вывела его из равновесия.

Я выбросил руку вперед, ухватил папу за шиворот, и он так и повис в воздухе, упрямо не выпуская из рук кастрюльки, под углом в сорок пять градусов, как Майкл Джексон с привинченными к сцене ботинками.

И все бы хорошо, но дело в том, что я ухватил папу своей надорванной рукой.

Поэтому вместо того, чтобы подтянуть отца к себе вместе с «кастрюлькой-кастрюлькой», мы с ним медленно и плавно опустились на слегка присыпанный снежком бетон. Я начал стонать, а папа кастрюлю так и не выпустил, как падающий алкаш не выпустит заветную бутылку с водкой. Комичность ситуации пересилила боль во вновь сорванном плече, и я расхохотался, папа даже слегка обиделся.

Второй раз папа упал уже в обед, как всегда рывком встав со стула. Будучи вне моей досягаемости, он с жалобным криком упал головой в угол, но там его подхватил в объятия огромный розовый заяц, которого папин никчемушный сын предусмотрительно притащил за синтепоновое ухо на кухню как раз для этих целей.

Зайцу объявлена благодарность.

В третий раз папа все-таки добился своего, кошка Котася, вместо того чтобы ознаменовывать свою старость в достойном, колониальном, староанглийском стиле, пользуясь общей неразберихой, вызванной мойкой размороженного холодильника, украла скумбрию, обожралась, как дикая повариха Жануария, и в течение пары минут заблевала весь дом. Ничего удивительного, скумбрия была такой величины, что на нее можно было всю Котасю насадить как на вертел, и еще бы рыбий хвост из-под нее торчал. Кошачья русалка бы получилась.