Каким-то образом мы — или, по крайней мере, я — сумели сохранить верность этому обету. Сколько времени прошло после ухода отца, прежде чем стало ясно — мне, если не маме, — что он не вернется? Год или около того, как мне помнится, но, возможно, намного меньше. Мы все еще жили в том же предоставляемом университетом доме, то есть годичная аренда еще не истекла. Значит, всего несколько месяцев. С его уходом дом погрузился в молчание. Как странно — ведь отец был читателем и писателем, и в доме всегда соблюдали тишину ради его умственных занятий. Моя мать тоже читательница, но мне всегда казалось, что мы блюдем тишину именно ради отца. Но, очевидно, я ошибался: теперь, когда уже не было нужды заботиться об Уильяме Генри Деверо Старшем, тишина сделалась еще более глубокой, пугающей. После уроков я удалялся в темный сырой подвал, откуда маме приходилось выкликать меня к обеду. Что я там делаю? — каждый раз спрашивала она. И, помнится, я не мог ответить на ее вопрос.
Этот дом на окраине кампуса университет приобрел недавно — он скупал прилежащие к его территории земли с прицелом на дальнейший рост. Дом, где мы жили, несколько лет спустя снесут, как и все остальные в том квартале, и построят на этом месте дополнительный медицинский корпус. Былой владелец, тоже профессор, был, очевидно, существом иного рода, нежели Уильям Генри Деверо Старший, — подвал его был полон инструментов. Там стоял огромный верстак с тяжелыми литыми тисками на одном конце и циркулярной пилой (я научился ее вращать) на другом. Были тут и шлифовальный станок, и дрели, и специальная оловянная коробка с десятками насадок. Одну стену целиком занимали крюки, с которых свисали молотки, уровни, ручные пилы и ножовки, у всех рукояти были гладко отполированы многолетней работой. Поодаль, в темном углу, толпились садовые инструменты: несколько грабель, лопата для снега, заступ, обычная лопата. Помню, когда я наткнулся на эту лопату, то подумал, что вот и не стоило просить ее у соседа, когда отец копал могилу для Рыжухи. Но отец, сколько знаю, ни разу не заглядывал в темный подвал, потому и понятия не имел, какими располагает инструментами. Когда погас отопительный котел, он вызвал мастера, а когда мастер явился, указал ему на дверь в погреб, где, как он считал, находился котел. Больше информации он предоставить не мог.
Инструменты — единственный мой источник сведений о мужчине, который жил в этом доме прежде, чем этот дом перешел к нам. Сверх этого я знал только, что этот человек прожил здесь много лет. Мы слышали, что он не был женат и, соответственно, не обзавелся детьми. Жаль, думал я, поскольку, беря в руки его инструменты, я представлял себе мужчину, который позволил бы, чтобы мальчик вроде меня терся рядом, пока он работает. Я даже думал, что ему это было бы приятно.