— Джули! — сказал я этой маленькой девочке. Новичку в мире взрослых.

После душа я разжился трусами Рассела и парой его носков. Заодно прихватил и его голубую оксфордскую рубашку на пуговицах. Немного широка в плечах, а рукава коротки, но под твидовый пиджак сойдет. Я также отыскал новую одноразовую бритву, забытую в глубине аптечки, и флакон подаренного на Рождество одеколона. Рассел мне всегда нравился, порой я интуитивно понимаю его лучше, чем родную дочь. Пожалуй, мы с ним очень похожи, особенно теперь, когда на мне его одежда.

В кухне я набрал номер, который оставил мне Рассел. Ответила женщина. Узнав ее голос, я повесил трубку, даже не поздоровавшись. Лишь тут я вспомнил, как она звонила из моего кабинета, как нежно звучал ее голос, когда она сообщала о моем местопребывании — Расселу, дожидавшемуся меня на парковке. Я проверил ее номер по телефонной книге, сравнил с тем, что дал мне Рассел. Что ж странного в том, что мне ответила Мег Квигли? Это ей я только что позвонил.

Я посмотрел в книге адрес. Студенческий район, полно больших старых домов, разделенных на плохонькие квартирки. Под конец весеннего семестра тротуары, даже будним утром, усеяны банками из-под пива, и на каждом третьем покосившемся крыльце стоит емкость размером с бочонок. Студенческая жизнь, говорили мне коллеги из Лиги плюща, мало чем отличается и в Дартмурте, и в Принстоне.

Я подъехал к дому, где жила Мег, и несколько минут просто сидел в машине, мечтая, чтобы кто-то выглянул в окно, увидел меня и спустился, а мне бы тогда не пришлось заходить в дом. Но окна были зашторены и тихи, и я осознал, что этот мой план обречен. Дверь соседнего дома внезапно распахнулась, оттуда вывалился юнец в джинсах и бейсболке, но без рубашки, зевнул, почесал живот. Я сразу узнал его — Бобо из моего семинара. Наверное, нехорошо, что я так и не запомнил его настоящее имя. Это может означать, что я был несправедлив к нему и в чем-то еще. Я почти убедил себя, что так оно и было, но тут Бобо подошел к перилам крыльца, повернул кепку козырьком назад, расстегнул ширинку и выпустил впечатляющую струю поверх перил прямиком в дверцу припаркованного на подъездной дорожке автомобиля — рядом с которым припарковался я. С удовольствием отмечу, что когда я вылез из машины, Бобо намочил свои джинсы, поспешно в них упихиваясь.

— Профессор Деверо! — тревожно произнес он. — Я не видел, что вы там сидите.

Он был ошеломлен моим внезапным появлением. Обхватил руками голую грудь, словно кто-то шепнул ему на ухо, что на улице вообще-то прохладно. Ему бы хотелось знать, а с похмелья он никак не мог сообразить, какую власть я имею над ним в данных обстоятельствах. Я наделен правом выставлять ему оценки за сочинения и утверждать эти оценки вопреки его протестам, так, может, у меня и иная какая власть над ним есть? Я прямо-таки слышал, как скрипят колесики в его медлительном мозгу. Я застал его с членом в руке, средь бела дня мочащимся на чужой автомобиль. С другой стороны, мы же не в кампусе, на эту территорию моя юрисдикция не распространяется. И какого черта профессор Деверо вообще сюда явился? Вот что он хотел бы знать. Пытался придумать, как бы задать вопрос.