— С чего это у тебя приподнятое настроение? — подозрительно спросила моя дочь, когда я переступил порог ее кухни (она как раз собиралась на работу).

— У кого?

— У тебя, — повторила она. — Ты ухмыляешься.

— Я отлучен от церкви. Папа вместе со своими ватиканскими приспешниками гонится за мной по пятам. Найди мне быстрого коня и оседлай его. А пока что я заскочу в твой душ, — проговорил я, а затем сделал паузу, чтобы оглядеть с ног до головы эту девочку, которой я когда-то менял подгузники. Вид у нее был такой, словно она провела ночь в нелегких раздумьях, но в итоге чувствует себя лучше, чем могла ожидать.

— Вперед, — ответила она. — За душ платил ты.

— Я?

Джули смущенно кивнула:

— Помнишь, вы с мамой одолжили нам деньги? Чтобы мы смогли оборудовать кухню и главную ванную? Только не говори, что забыл.

— Не уверен, что я вообще об этом знал.

Она поглядела на меня так, словно что-то про меня поняла. За эту ночь, которую она провела в раздумьях, со мной она точно разобралась.

— Это одна из твоих выдумок, да? Будто мама никогда ничего тебе не говорит. Ты притворяешься, будто все происходит за твоей спиной, — все то, чего ты не одобряешь.

— Действительно, происходит многое, чего я не одобряю, — подтвердил я.

— Ага, — кивнула она. — Типа ты бы не одолжил нам денег, когда они нам понадобились. Типа ты такой рациональный, такой логичный. Типа мама — сердце, а ты — сплошь мозги. Такую маску ты носишь. Только все понимают, что это не так. Помнишь тот день, когда я свалилась с велосипеда, когда я была маленькая? Помнишь, как ты плакал?

— То есть как ты плакала.

Она покачала головой.

— Вот я об этом и говорю. Почему ты не можешь признать, что ты плакал? Ты плакал, папочка!

— Угу, — согласился я.

— Я плакала, только пока болело, — сказала она. — А ты не мог остановиться. Я боялась посмотреться в зеркало, когда вернулась домой. Думала, там что-то ужасное. Думала, у меня пол-лица отвалилось. Я смотрела в зеркало и пыталась понять, из-за чего же ты плакал.

— Ты моя дочка, — напомнил я.