— Ну да, — согласилась она. — Конечно. Только…

Я подождал продолжения. Хотел бы подсказать ей, но, по правде говоря, чувствовал себя таким же беспомощным, как в тот момент, когда заднее колесо ее велосипеда забуксовало на гравии, застряло и она перелетела через руль. Это ли почувствовала мама там, на ступеньках погреба, когда прижала меня к себе и пообещала, что мы забудем? В ту пору мне казалось, что совсем не это, нечто противоположное. До сих пор я и не пытался вообразить себе, что она чувствовала.

— Я оставила тебе вчера сообщение.

— Я его слышал, — сказал я своей дочери. С трудом, но посмотрел ей в глаза. — Но ты не тому человеку его оставила. Рассел готов принять основную вину на себя. Почему бы не поговорить с ним?

— Потому что я слишком похожа на тебя. Тоже пекусь о том, как выгляжу. Я сменила замки. И теперь я не могу отсюда выйти. Смешно, как это получается, да?

— Наверное, кто-то должен ему это объяснить?

— Ты повидаешься с ним?

— Возможно.

У меня сохранился телефон, который мне дал Рассел, но почему-то я не сказал ей об этом.

— А почему ты решил принять душ здесь? — спохватилась она наконец, и я невольно улыбнулся.

Даже в детстве Джули была совершенно лишена любопытства. Если бы я вошел в дом с тасманийским муравьедом на поводке, она бы не спросила, кто это и откуда. Полагаю, отсутствие любопытства — главная причина, по которой ей никогда не давалась учеба. Хороший ответ на девяносто процентов зависит от умения предвосхищать вопрос, отличать важное от неважного, интересоваться чем-то настолько, чтобы заранее задавать вопросы самому себе. Джули, наверное, в жизни не справилась ни с одним тестом.

И я знал, что бы сказала сейчас Лили, окажись она здесь. Она бы напомнила мне, что Джули — продукт определенного жизненного опыта. Мы создали для нее мир, где она чувствовала себя в безопасности. Она знала, что мы не станем задавать вопросы с подковыркой или предъявлять завышенные требования. Ей не приходилось тревожно заглядывать за угол или постоянно проверять, что творится у нее за спиной. Если бы я или ее мать привели домой муравьеда, она бы сочла, что какая-то разумная причина у нас для этого есть, а потому объяснения не так уж нужны. Джули, сказала бы мне жена, живое свидетельство наших родительских талантов, редкий пример взрослого человека, не воспринимающего мир как опасное и ненадежное место. Она привыкла быть любимой, получать награду за свои старания, привыкла к доброму обхождению. С рождения она имела постоянный контракт и на него же рассчитывает сейчас, хотя детство кончилось. До этой истории с Расселом Джули была оптимистом. Ее оптимизм недавно подвергся испытаниям из-за недостатка денег, а может быть, и по другим причинам, но до прошлой недели ей в голову не приходило, что все может обернуться неблагополучно.