— Я вовсе не беспокоилась. Мне требовалась помощь.

А мне бы хотелось спросить ее, помнит ли она спустя столько лет то, что мы оба клялись забыть. Если я сейчас вдруг отрою старые воспоминания, будет вдвойне странно, если окажется, что моя мать не готова или не способна участвовать в этом. Это знание я должен бы разглядеть в ее глазах, но ничего не видел. Зато ее досада и недовольство проступали вполне отчетливо.

— Коробки, не поместившиеся в трейлер, прибыли сегодня на почту. Мы едем за ними.

— Он в доме? — спросил я.

— Кто? — переспросила она. — Ты наконец вспомнил, что у тебя есть отец? Собираешься нанести ему визит?

— Я не думал наносить визит. Заехал на минуту. Может, когда семестр закончится, наступит время и для визитов.

Эти мои слова мама тоже проигнорировала.

— Он еще вчера спрашивал, где ты, — сообщила она. (И это могло даже быть правдой. Или нет.)

— Вот он я, готов удовлетворить его любознательность. Мы-то десять лет задавались вопросом, где он. Или ты забыла?

Наконец мы посмотрели друг другу в глаза — впервые за много лет, — и да, в ее глазах что-то брезжило.

— Я не забыла, — ответила мама. — Я всего лишь простила. Пора это сделать и тебе.

— В который раз мы это обсуждаем, мам? Я тебе говорил: я не держу на него зла.

— Но это не то же самое, что простить, так? — Она одарила меня одним из своих «значительных» взглядов, указывая, что мне следует поразмыслить хорошенько над такой классификацией.

Я вздохнул:

— Чего ты конкретно хочешь от меня?

— В данный момент хочу сложить коробки у тебя в гараже, — сообщила она. — Если не возражаешь.

— Да, конечно, — сказал я, отступая на шаг от грузовика. — Но на твоем месте я бы пока туда не ездил. Дом взяли в осаду журналисты.

Мама медленно прикрыла глаза и так же медленно подняла веки.

— Интересно, как он тебя оценит, — произнесла она.

Я помахал на прощанье мистеру Перти, который включил двигатель.