— Как ты себя чувствуешь?
— Великолепно, — ответил я. — Спать хочется.
Дверь в палату открыта, снаружи в коридоре сидит крупный мужчина, смотрит на нас. Что-то не так с его лицом. Оно расчерчено на части, похоже на схему коровьей туши, которая висит в мясном отделе, демонстрируя, откуда берется какой кусок. Несмотря на это, мужчина кажется мне знакомым.
— Фил сказал, что ты будешь чувствовать себя неплохо. Тебя накачали обезболивающим.
— Голова немного болит, — признался я, изучая крупного мужчину в коридоре, — сидит, не шелохнется. Не аллегорическая ли это фигура? Быть может, если я посмотрю на Лили, а потом переведу взгляд на мужчину, его сменит иная фигура, смысл которой я должен разгадать.
— Ты ударился головой, когда потерял сознание, — сказала Лили и взяла меня за руку. — Много успел за немного дней.
— Не так-то легко было осуществить все твои пророчества, — ответил я. — Тюрьма — это еще ничего, но как попасть в больницу? Тут пришлось поломать голову.
Крупный мужчина с расчерченным лицом все еще тут, неподвижен.
— Думаю, ты сейчас снова уснешь, — сказала Лили.
Она права, как всегда. Я и сам чувствовал: глаза слипаются. Может, я воссоединюсь со своим ослом, завершу игру и выполню обещание — отпущу бедное животное на свободу. Впрочем, все это уже не кажется столь привлекательным, как только что. Теперь, когда я проснулся, пережитые во сне чувства, ощущавшиеся с такой силой, слишком напоминали скорбь моего отца, посмевшего некогда оскорбить Чарлза Диккенса. Кстати, об отце. Я жестом поманил Лили ближе и прошептал:
— Там, в коридоре, Анджело?
Она печально кивнула:
— Какое-то время поживет с нами.
— Все в порядке, — шепнул я. — Не переживай. Добро пожаловать домой.
Проваливаясь обратно в сон, я не удержался от мысли: как чудесно оказаться правым насчет устройства мира. Взвесить все данные, разумеется неполные, и точно сложить целое, прозреть мир в песчинке, распознать его красоту, его простоту, его истину. Подойти так близко к Богу, как только возможно в этой жизни, пребыть во славе этих кратких проблесков понимания, в полном бодрствовании, две или даже три секунды, в гармонии со своим бытием. И вновь соскользнуть в сон.
— С какой стати он вздумал брата своего подослать, вот я чего не пойму, — приступил к рассказу Анджело. — Откуда мне знать, что ниггер семи футов ростом — брат Рашида? Я ж не чертов телепат какой. То есть передо мной стоит парень, с виду способный прочесть разве что заголовки чертовой газеты, которую он разносит, а я — я должен в голове у него читать? Должен знать, что этот семифутовый ниггер и два парня по восемь футов при нем ничего дурного мне не сделают.