— Разумеется, у всего своя цена, — продолжал Джейкоб, видимо угадав в моих колебаниях и возможность меня соблазнить. — Тебе придется пожертвовать своей секретаршей. Марджори собирается орудовать клюшкой для гольфа, а мне нужен кто-то, кто поможет мне выглядеть компетентным. Поскольку благодаря Рейчел даже ты выглядел компетентным, я заберу ее себе. Думаю, мы таки вынудим коллег выбрать Пола Рурка завкафедрой и будем по очереди издеваться над ним. Что скажешь?

Что скажет Уильям Генри Деверо Младший? Сначала ничего, а после долгой паузы:

— Послушай, Джейкоб… Но все равно — спасибо.

Несколько мгновений Джейкоб таращился на меня, а потом взорвался.

— Я так и знал!

Он вскочил с места и принялся расхаживать позади стола.

— Знал, что ты так поступишь. Да что с тобой творится?

Не он один хотел бы это знать. Очередная волна дурноты накрыла меня, пригнула к полу, я едва устоял на ногах.

— Что за человек способен посвятить жизнь тому, чтобы жужжать мухой в чужом меду? Какая тебе от этого радость? Тебе сколько лет-то?

Все его вопросы опасно смешивались с моей дурнотой. Пришлось срочно сесть, а то бы наверняка вырубился. Я пытался припомнить, случалось ли мне чувствовать себя хуже. Кончики пальцев покалывало, на периферии зрение расплывалось. Джейкоб в упоении не видел, что со мной творится.

— Знаешь, кого мне жаль? — задал он риторический вопрос. — Твою жену. Женщины вечно твердят мне, будто я не способен встать на женскую точку зрения, но вот что я тебе скажу: мое сердце истекает кровью нахрен от сочувствия к любой женщине, а тем более к такой яркой и доброй, как Лили, которая вынуждена прожить жизнь с тупым упрямцем вроде тебя.

При упоминании имени Лили меня прошиб холодный пот. Я чувствовал, как четыре отдельных ручейка пота заструились по моему туловищу, под пояс брюк. Волны дурноты наплывали одна за другой, словно потуги. Как и Джейкоба, как и любого мужчину нашего возраста, меня тоже обвиняли в неспособности представить себе что-то с точки зрения женщины, но, сидя тут, парализованный чем-то очень похожим на страх, я вдруг почувствовал, будто вступил в заключительную фазу родов. Обряд перехода! — вот, вспомнил слово. Я чувствовал, как полностью раскрываюсь там, внизу, и остается лишь с силой вытолкнуть нечто из себя. Только вот место неподходящее. Я знаю, где нужное место. Выскочить из кабинета декана и рысью по коридору мимо одной-двух дверей. Время? Если бежать опрометью — десять секунд, будь я способен бежать. В этой согнутой позе, прихрамывая, хватаясь за спинки стульев и дверные косяки, — по меньшей мере втрое. Я выждал, пока чудовищная судорога не отступила, и поднялся на ноги.