Но больше мы эту тему не поднимали, а потом я и вовсе забыла про Зимний бал. Дел и так было по горло: я переживала за портфолио, а еще каждый день боялась возвращаться домой, потому что знала, что там меня ждут плотно закрытые шторы, темнота во всех комнатах и тяжелый, густой воздух, пропитанный вонью кошачьего лотка, который отчаянно нуждался в чистке. В тот период главными отличительными чертами маминого состояния были мигрени и бессонница, так что она либо взрывалась от злости, либо становилась тихой, словно улитка.

Папа по-прежнему путешествовал, хотя не так часто, как раньше. Находясь дома, он фокусировался на своей новой миссии: пытался убедить меня в том, что художественный институт – это плохая затея.

– Разве ты не понимаешь, как ограничиваешь себя этим? – произнес он в тот момент, когда я провела мелком по листу бумаги.

– Я могла бы поступить в обычный институт, где есть хороший художественный факультет и другие специальности тоже, – сказала я.

Но казалось, стоит мне чуть-чуть уступить, как он начинал давить еще сильнее.

– Почему бы тебе не позаниматься химией или биологией? Ты постоянно сыплешь разными научными фактами, помнишь, например, как рассказывала мне о пигментах?

Мое лицо запылало от раздражения.

– Потому что мне интересны научные факты, связанные с рисованием. Ты хотя бы помнишь мои оценки по химии и биологии?

– Или ты могла бы изучать бухучет или экономику, а рисованием заниматься в качестве хобби. Не надо запирать себя в рамках непрактичной профессии…

– Специальность Тины – философия, а работает она в маркетинге, и это, по ее же словам, не имеет ничего общего с ее степенью.

– Всегда есть исключения. Но представь, как Тине было сложно найти эту работу.

– А что насчет тебя, пап? Не хочешь ли ты сказать, что Восточная Азия – самая полезная в мире специализация?

Он несколько раз открыл и закрыл рот.

– Как минимум благодаря ей у меня всегда был хороший шанс найти работу в академической среде.

Художественный институт не был моей целью номер один, но чем сильнее папа пытался меня отговорить, тем больше мне хотелось доказать, что он не прав. Не прав хоть в чем-то. Не прав насчет меня.

Мамы во время этих разговоров никогда не было рядом. Я подозревала, что папа специально дожидался, пока она выйдет из комнаты. Может, он боялся ранить ее чувства, ведь она-то последовала за своей страстью к искусству и стала музыкантом. Она была полной противоположностью того, что он хотел видеть во мне.