А через несколько дней, когда настанет воскресенье, я вылезу из кровати и найду ее на кухне – она будет печь вафли с ягодами и взбитыми сливками. Солнечный голос прочирикает «Доброе утро!» – мне, еще не стряхнувшей с себя туман сна, а я промычу что-то в ответ, не забыв улыбнуться ей, и предложу помочь замесить тесто.

Я сделаю все то, что раньше забывала делать, все то, что мне хотелось бы добавить в ту жизнь – как еще один слой акварели.

– Ли, ты идешь? – говорит папа.

Такси отъезжает от дома, и остаюсь лишь я с чемоданом в руках, глядя, как папа перебирает ключи на переднем крыльце.

Я долго и медленно выдыхаю.

– Мы что, забыли выключить свет?

– Не забыли, – говорит он, и эти два простых слова заставляют мое сердце биться с сумасшедшей скоростью. Ведь что еще это может означать, если не то, что мама жива, дома и ждет нас там, внутри?

Сердце ускоряется, когда я втаскиваю чемодан на крыльцо, следуя за папой сквозь мягкий желтый свет прямо в дом.

– Вы вернулись! Добро пожаловать!

Вокруг меня обвиваются руки, и мне требуется пара секунд, чтобы узнать плечо, прижимающееся к моей щеке, мягкую рубашку, прикасающуюся к коже, аромат дезодоранта и шампуня – все не то.

– Аксель.

Я быстро моргаю, чтобы он не заметил, что я вот-вот расплачусь.

– Есть что попить в холодильнике? – спрашивает папа; он уже скинул ботинки и теперь направляется в кухню.

– Я как раз сделал лимонад, – отвечает Аксель.

– Наш человек, – говорит папа. – Ну, давайте все выпьем по стакану.

– Само собой, я знал, что ты в Тайване, – говорит Аксель. – А кто, ты думала, присматривает за Мэймэй?

Кошка выписывает восьмерки у него в ногах.

Меня пронзает вина зеленого оттенка оксида хрома. Как я могла забыть про мамину кошку? Конечно, папа позвонил бы Акселю или Тине.