– Мы теперь лучшие друзья, да, мисс Кошка? – говорит Аксель очаровательным голоском, который, я уверена, он не решился бы использовать в любой другой компании. Он наклоняется и чешет ее за ушком. Громкость мурлыканья увеличивается в несколько раз.

Фраза «лучшие друзья» снова и снова раздается в голове эхом, отскакивая от стенок моего черепа.

Это ведь и мы тоже, да? И будем ими всегда?

Папа долго и шумно зевает.

– Аксель, спасибо тебе еще раз. Для нас это очень важно. – Он встает. – Я пойду попытаюсь побороть джетлаг, но вы, ребята, оставайтесь, сколько хотите.

Да ладно? Папа разрешает Акселю остаться у нас дома после полуночи?

Мы слушаем, как мягкие шаги папиных ног в носках поднимаются по лестнице, скрипят на самой верхней ступеньке, поворачивают, направляясь дальше по проходу. За ним закрывается дверь кабинета.

Слишком тихо. Эта тишина протискивается между нами, образуя глубокую яму, через которую все сложнее перепрыгнуть.

– Итак, – произносит Аксель. Я не выношу это слово – оно как маленький островок мысли, под завязку наполненный вопросами и ожиданиями.

Мой мозг хватается за последнюю тему, чтобы как-то разбавить неловкость.

– Папа должен был тебе заплатить. В смысле за то, что ты присматривал за кошкой.

– Он пытался, – говорит Аксель. – Но я отказался от денег.

– Аксель… – начинаю я, но он качает головой.

– Ли, забудь. Я делал это не только для вас, но и для себя. Мне понравилось проводить здесь время – только я, кошка и воспоминания.

Воспоминания. Я думаю про дым благовоний, про вспышки прошлого.

– Как ты?

Я знаю, что он имеет в виду. Прошло около двух месяцев с тех пор, как умерла мама.

Умерла. Снова это слово.