– Полагаю, нам не следует говорить Жаанат, что мы делали погребальный дом и заспинную доску одновременно, – сказал он Лесистой Горе.
– Думаете, это может навредить ребенку?
– Я не суеверный человек, – сказал Томас, хотя он, безусловно, был им. Просто у него дело не зашло так далеко, как у Лабатта с его страхом перед совами и готовностью видеть зловещие предзнаменования во всем, что его окружает.
Лесистая Гора сказал, что зажжет пучок шалфея и окурит дымом заспинную доску, чтобы снять с нее порчу.
– Это сработает, – согласился с ним Томас.
Для верхней части колыбели Лесистая Гора использовал лучший шлифовальный инструмент Жаанат – стебель лесного хвоща, расщепленный и приклеенный к обрезку доски. Он прочерчивал на белом кедре узкие линии. У него была банка чая и банка уксуса, в которую он на неделю положил несколько мелких монет. После того как он отшлифовал дерево, сделав его гладким, он покрасил нижнюю часть колыбели чаем, который придал ей мягкий коричневый цвет. Верхнюю часть колыбели, включая защиту головы, он промазал уксусом, окрасившим ее в бледно-голубой цвет. К головному щитку он привязал несколько сухожилий. Иногда, работая в поле, он находил маленькие океанские ракушки. Некоторые были завитыми, другие представляли собой крошечные рифленые гребешки. Он просверлил в них отверстия и подвесил на отрезках сухожилий.
– Барнс говорит, здесь когда-то был океан, – сказал он Томасу.
– В бесконечно далекие времена.
– Вот это да! Ребенок Веры станет играть с этими маленькими штуковинами со дна моря, которое раньше здесь было. Кто бы мог подумать?
– Мы связаны с людьми, давным-давно жившими здесь, во многих отношениях. Может, кто-нибудь из далекого прошлого прикасался к этим раковинам. Может, маленькие существа, жившие в них, разложились и попали в землю. Может, какая-то крошечная их частичка сейчас находится внутри нас. Подобные вещи нам неведомы.
– То, что мы жили здесь так давно и так сильно связаны с нашей землей, вселяет в меня чувство умиротворения, – признался Лесистая Гора.
– То-то и оно, – подытожил Томас. – А теперь мы отправляем в землю еще одного человека. Может быть, он и пьяница, но не всегда же им был.
– Иногда, когда я брожу здесь, – задумчиво произнес Лесистая Гора, – мне кажется, будто они со мной, те люди из далекого прошлого. Я никому не говорю об этом. Но они окружают нас. Я никогда не смогу покинуть это место.
Ночная стража
Рядом с домом они оставили дерево с крепкими ветвями. На них можно было подвесить оленя и освежевать его. Или медведя. Чем и занималась Жаанат, когда Патрис вернулась с работы. Конечно, она не поленилась за ним сходить. Медведь был ходячей аптекой. Когда медведя убивали во время зимней спячки, его мясо было мягче и слаще. Патрис пришлось рассказать о нем матери, но она надеялась, что та не убьет его. Теперь Жаанат и Томас тщательно очищали шкуру. Освежеванный медведь казался Патрис слишком похожим на человека, и она поспешила к дому. Войдя внутрь, она услышала, как собравшиеся тихими голосами поют медведю положенную песню. В комнате было тепло и тесно. Люди сидели вокруг печки и за столом. Ребенок был спрятан от посторонних глаз на руках у Джагги, а Роуз жарила баннок[98]. Люди сидели на кровати Поки и на низком матрасе ее матери. Некоторые принесли свои одеяла, перекинутые через плечо, чтобы спать на полу. Патрис знала всех или почти всех. Ее занавеска была отдернута, и единственная женщина, которую она не знала, сидела на кровати Патрис в одиночестве, держа чашку чая. Она была, возможно, на несколько лет старше Патрис, и у нее были прямые темные волосы и «кошачьи» очки[99]. На ней был сбивающий с толку свитер с черно-белыми полосами. Одеяло Патрис тоже было черно-белым. Кем она была?