Таковы были фальшивые речи и лицемерные доводы господина Эндре, которые он старался втолковать Габору Барна. Даже в такой момент ему было невдомек, что у этого человека, его батрака, главной заботой была сейчас своя судьба, своя семья, а не охрана хозяйских интересов. Он просто не в силах был себе представить, что у его батрака есть какая-то своя жизнь, свои заботы. И как ни перепуган был господин Эндре, он все же не мог поверить в то, что его, Эндре, миру может прийти конец — и раньше бывали войны и перевороты, но все это проходило, а господа оставались. Так будет и теперь — англичане наверняка не допустят, чтобы рухнул старый строй, они не дадут ему погибнуть если не с помощью своих штыков, то ловкой политикой. А раз так, значит, со временем все станет на прежние места. Только бы живым выбраться из этой войны. Так думали все, кто удирал на запад, так думал и господин Эндре, и ранним октябрьским утром, нагрузив две телеги ценными вещами, он направился в Пешт.

Хутор Бачо стоял далеко в стороне от шоссейных дорог, среди широко раскинувшихся полей, когда-то бывших пастбищами. Овец и рогатый скот вместе с табуном коней угнал на запад младший брат господина Эндре, армейский офицер, и на попечении Габора Барна с хуторянами остались лишь волы да несколько рабочих лошадей. Потоптавшись некоторое время в недоумении — как быть? — батраки снова взялись за привычное дело: пахать, сеять, убирать кукурузу. В поле осталась неубранной лишь сахарная свекла — издольщики не явились на уборку — да тыквы померзли. Поля вокруг из-за этого казались красно-бурыми.

Советские войска между тем прошли стороной, и на хутор заглянули лишь дозорные отряды, прочесывавшие местность в округе.

Бойцы отряда, завернувшего сюда, осмотрели хутор и все службы, затем вошли в дом, где жили батраки. Командир отряда, оглядев сгрудившихся вокруг него батраков, весело и громко спросил:

— Буржуи есть?

— Нет, — ответил Габор Барна и указал рукой, что они ушли на запад.

— Вот это хорошо! — улыбнулся командир. Он широко обвел рукой вокруг, словно желая охватить хутор, потом еще шире, точно обнимая все поля, всю страну, и сказал:

— Это — ваше!

Затем лицо его стало серьезным, сосредоточенным, и, слегка приподняв брови, он прибавил:

— Россия — великая страна. Россия — хорошо. А потому будет хорошо и вам.

Он простер перед собой руку, как бы провозглашая, что отныне на земле наступит мир и покой, а потом медленно стал поднимать раскрытую ладонь все выше и выше, словно говоря: вот и вы теперь подниматься начнете…

* * *

Миновала зима, принеся с собой много забот, но мало перемен. На хуторе все шло так же, как с незапамятных времен, — кормили и поили волов, чистили их скребницами, сгребали навоз, трудились, как всегда. И ждали поворота в своей батрацкой доле, ждали, как-то начнет складываться та новая жизнь, о которой кое-что слышали и они, холопы господина Эндре. Но, не привыкнув что-либо сами решать в жизни, они не знали, как и с чего начать. А с приближением весны, когда снег на полях растаял, по склонам холмов побежали ручьи, а на пригорках подсыхала, румянилась земля, на душе у батраков день ото дня становилось все неспокойнее. Как быть? Корм на исходе, пора браться за плуг и сеялку, но как и для кого?