Пожалуй, следовало бы объяснить жене, что в бедной стране, да еще в трудные времена надо вести хозяйство так, как ведет его бедняк у себя дома, — с расчетом и оглядкой на завтрашний день. Но стоит ли говорить Ибойке о государственных делах? Ведь это все равно что рассказывать кошке, как прелестно щебетание ласточек под крышей.

Из-за такого ведения хозяйства, хотя Йожи и зарабатывал больше других, у Ибойки сплошь и рядом не хватало денег на хороший стол и на уплату по неотложным счетам за квартиру, электричество, центральное отопление и прочее. Тогда она донимала мужа, уговаривая его попросить на заводе аванс, а то выключат свет или горячую воду.

Всякий раз, когда Ибойка оправдывалась, подавая плохой обед, или жаловалась (вполне основательно с ее базарной точки зрения), что, мол, нельзя достать никакого, даже копченого, мяса, ни рыбы, ни картошки, Йожи очень хотелось ей растолковать, в чем, собственно, дело. Но ничего не выходило — Ибойка быстро выбивала его из седла. — Но, Ибойка, милая, — начинал он, — ведь прошлым летом была сильная засуха, и картошка не уродилась. Вспомни сама: неделями можно было жариться на пляже, ни одного дождливого дня.

— Ах, оставь, пожалуйста! Раньше ведь тоже случались засухи, но на рынке всего было вдоволь. Я никогда не слыхала, чтобы моя мать когда-нибудь жаловалась на то, что на рынке нет картофеля…

— А на то, что он дорог?

— Дорог? Это случалось. Но, по крайней мере, он все-таки был, а теперь его вовсе нет. Пусть уж лучше дорого, лишь бы он был.

— Для тебя, конечно, пусть, а для тех, кто на шестьсот форинтов шесть ртов кормит? Им, наверное, не очень…

Тут Ибойка, по свойственной ей манере, ловко перескакивала на другую тему:

— Но если у нас, в Венгрии, урожай не удался, почему нам не помогут другие страны? Почему не пришлет картошки Советский Союз, если он так хорошо к нам относится?

— Там такое же солнце светит на небе, как и у нас, — возражал Йожи, но уже не так охотно. Он чувствовал, что с такой логикой ему не справиться, — устами Ибойки говорила улица. А Ибойка не унималась и выкладывала все, чего наслушалась в очередях: «Конечно! Ведь там все умеют: леса сажают, степи поливают, дождь сами делают!» И в ее ядовитом тоне Йожи с горечью и обидой слышал пресловутый «голос врага».

Приходилось прекращать разговор, чтобы дело не дошло до ссоры.

Первая серьезная размолвка произошла именно на этой почве. Как-то раз Ибойка поставила перед мужем блюдо савойской капусты с картофелем, оставшейся со вчерашнего дня. Картофель совсем окаменел, даже разогревание не помогло, а все блюдо, хотя Ибойка и держала его в холодильнике (в котором, правда, не было льда — ведь, чтобы его достать, надо вставать пораньше), попахивало весьма подозрительно. У Йожи не хватило духу взяться за ложку — на этот счет нос у него был более чуток, чем у Ибойки. В семьях, где привыкли ко вчерашней еде и к овощным блюдам, выставленным на лед, не так скоро замечают, что пища припахивает… А савойская капуста чем дольше стоит, тем сильнее пахнет. В тот вечер Йожи вернулся домой особенно усталый и расстроенный. На заводе порою дела шли из рук вон плохо. Просто зло берет: когда только кончится эта неразбериха, когда мы наконец начнем работать спокойно, без перебоев?.. Вот он и не утерпел, чтобы не намекнуть Ибойке о ее промахе. Правда, и тут Йожи сдержал себя: даже в тоне голоса не дал он жене почувствовать ни досады, ни своего дурного настроения: