— Ибойка, матушка (деревенские словечки все еще как то сами просились на язык), не скисла ли эта капуста? Что-то запах у нее немножко того… странный.

Ничто так не раздражает женщину, не умеющую готовить, как упоминание о ее неудачном блюде, — ведь она чувствует свою вину. И Ибойка отпарировала с вызовом, как дурная стряпуха, застигнутая врасплох:

— А каким же ему быть, этому запаху? Капуста всегда пахнет капустой! Что я могу сделать, если в магазинах ни кусочка мяса, чтоб она лопнула, эта твоя демократия! Раньше небось мяса всегда было вдоволь, а теперь надо радоваться, если гнилой капусты втридорога достанешь, да и то полдня в очереди торчишь!

Йожи и тут сохранил видимость терпения, хотя весь кипел от гнева и руки, казалось, подымались сами собой.

— Ладно уж, из-за этого не стоит меня пилить! Я ведь только спросил, не прокисла ли капуста.

— А ты не зли меня. Скисла, не скисла! Подумаешь! Скажи лучше, что мне готовить, если на рынке ничего нет.

— Пойми, Ибойка, я не хочу мешаться в твои дела. Делай, как знаешь, одно только скажу тебе: видел я бедность и похуже нашей. У нас дома, в деревне, часто не было ничего, кроме горсти муки, картошки, фасоли да проса, и то не всегда. И все-таки моя мать умудрялась каждый день что-нибудь приготовить. Хотя бы тархоню или там заварные галушки.

— Ну, этого ты от меня не дождешься! Чтобы я для тебя мужицкие кушанья готовила? Да подавись ты этими мамашиными галушками! — истерично крикнула Ибойка и ринулась в ванную — плакать.

Однако Йожи не побежал за ней, чтобы заставить ее замолчать. Он уже познал ту истину, что, если жена бранит мать мужа, а мать — жену, мужчина должен помалкивать, хотя жена никогда не потерпит ни слова против ее матери. Здесь пока равноправие еще не вошло в силу. Поэтому Йожи предпочитал кое-как доесть испорченное блюдо, а если уж было невмоготу, выбегал на улицу и мчался сломя голову куда глаза глядят — обычно в соседнюю акациевую рощицу на окраине поселка.

Ему бы давно пора было понять, что, если мужу больше по вкусу стряпня матери, чем жены, он никогда не должен говорить об этом, — это первый неписаный закон для всякого мужа даже там, где безоблачен горизонт супружеской любви. Но как быть, когда Йожи чувствовал, что правда на его стороне: Ибойка не умела ни готовить, ни вести хозяйство.

А если бы он высказал ей еще кое-что? Например: «Подумай, Ибойка, у тебя ведь только и дела, что позаботиться о нашем питании да держать в порядке маленькую квартиру — а ведь другие женщины, сверх того, работают на фабрике или в конторе! Моя мать, к примеру, трудилась дома на десять ртов, да прибавь еще птицу, скотину — это уже целая армия! А ведь она и в поле работать успевала, и за топливом сходить, и обед отнести, и двор убрать, и за садом ухаживать, и грядки копать да еще обшить всю семью». Что бы ответила ему Ибойка? Об этом лучше не думать.