Исправив мясорубку, Йожи сам отнес ее хозяйке и, извинившись, сказал:

— Знал бы я раньше, товарищ Салоки, давно бы исправил.

— Вы-то, может, и исправили бы, зато женушка ваша, сударыня эта, целую неделю ее немытую в шкафу мариновала! Вот, полюбуйтесь, провоняла вся. Что мне теперь делать? Ведь ее целый день надо парить и кипятить, если я не хочу отравить собственного мужа! Вы бы, товарищ Майорош, лучше научили свою барыньку отдавать чужие вещи!

Йожи весь горел от стыда, но, вернувшись домой, только и сказал Ибойке:

— Чтоб этого больше не было! Купи себе мясорубку, дьявол бы ее взял…

Йожи не слишком баловал жену развлечениями и редко водил ее куда-нибудь — и не только потому, что был загружен работой, множеством забот и от природы был домоседом. На первых порах, когда Ибойка донимала мужа, что ей, мол, скучно с утра до ночи заниматься хозяйством, она не кухарка и не нянька, чтобы все время возиться с ребенком, Йожи соглашался с ней, шел навстречу ее женским прихотям. Они бывали на заводских вечерах, ходили и в город, посещали кино и театр, а по воскресеньям отправлялись на пляж, если вода была теплая, либо за город, заглядывали в ресторанчики или в пивные павильоны.

Однако эти попытки совместных развлечений то и дело сопровождались неприятностями. Ибойка и раньше так вела себя в общественных местах — в кино, на прогулках, в кафе-закусочных и даже в трамвае и автобусе, что Йожи, хоть и был влюблен по уши, испытывал неловкость. Когда в темном зале кино Ибойка льнула к нему и целовала в губы, вначале это было очень приятно, но вместе с тем у него появлялось опасение: ох, а вдруг увидят соседи! Мало того, что это неприлично, — мы им мешаем; если у них есть хоть капля скромности, они, бедняги, с удовольствием бы отвернулись, но деваться-то некуда. Йожи совсем не против нежности, но с него довольно и того, что ее пальцы лежат в его ладони, а колено касается его колена. Ведь теплым пожатием руки можно передать все, что человек чувствует, притом незаметно, не привлекая к себе внимания.

Но особенно неловко было Йожи, если охота целоваться нападала на Ибойку, когда они ехали на экскурсию или ожидали автобуса, и она делала это открыто, на глазах у всех. Он не мог преодолеть выработавшегося у него еще в раннем детстве инстинкта, который требовал что-то скрывать от посторонних глаз, в том числе и поцелуи. Ему становилось не по себе, когда, взглянув на окружающих, он видел, что они и без того нервничают, раздосадованные долгим ожиданием автобуса. Он думал: «Ну вот, а тут еще мы раздражаем и злим их. До чего же это глупо, бестактно и бесстыдно!»