Да и куда ей идти, как не на улицу или к приятельницам?

Там уже давно ведутся разговоры, что если Майороши разойдутся, — а разойдутся они наверняка, ведь Ибойка уже не любит Йожи, — то как бы половчее выжить из квартиры этого грубого мужика, как бы свалить на него вину и выцарапать половину заработка на воспитание ребенка, и «содержание невинной жертвы».

Слушая их, Ибойка думает, какие они милые, какие добрые эти подруги… Как они беспокоятся о ее судьбе, о ее делах, вот уж поистине бескорыстные, преданные друзья — других таких на свете нет! А этот глупый мужик, этот деревенский пень почему-то их терпеть не может, всегда обижает… За что?

О, женская логика! Неужели непонятно, что как раз за все это?

Впрочем, Йожи и не подозревал, что приятельницы уже толкуют между собой о таких вещах.

13

13

Принять решение легко, выполнить трудно. Йожи по целым дням молчал, и было видно, что на сердце у него тяжкая забота и глубокая печаль. Придя домой, он бродил по квартире, как человек, у которого в доме покойник. С дочкой он был еще нежнее, чем всегда; увидав, что она играет в одиночестве, он склонялся к ней, целовал, а в глазах поблескивала слеза: в душе он оплакивал ее мать, или, вернее сказать, их семейное счастье.

Ибойка бессознательным женским чутьем, конечно, догадывалась, что у Йожи на душе неладно, и даже смутно чувствовала за собой какую-то вину, а потому не смела заговорить, спросить, что его мучает. Она даже не вспоминала о своем поведении в «Голубой кошке», да и была ли она тогда пьяна? Впрочем, Ибойка и не считает это великим грехом — ведь еще девушкой ей приходилось наблюдать такое и у дам «высшего круга»! Просто она славно повеселилась, что же тут особенного? Нет, ее скорее тревожит другое — как она вела себя в тот вечер с мужчинами; ведь брюнет с пышной шевелюрой на другой день звонил ей, справляясь, как она себя чувствует после их славной пирушки. Уж не ревнует ли Йожи? «Но, черт возьми, не могу же я сидеть безвылазно в этой гадкой квартире всю жизнь, пока не состарюсь! А потом, ничего такого между нами не было. Как же другие женщины? Например, Илика. Тот брюнет ей совсем и не муж, он живет с другой, а она наслаивается жизнью… Но этот Йожи! Где ему понять! Если уж он до сих пор еще не обтесался, то пусть знает — я ему не раба!» Вот как объяснила себе Ибойка мрачное настроение Йожи. Понять же, о чем он думал, она бы все равно не смогла, даже если бы он поделился с ней своими печалями, открыл ей душу.

Но Йожи и не собирался этого делать. Время любовных примирений со слезами и нежными «прости» после мелких размолвок уже ушло, как ушла и сама любовь. Ведь, чтобы до конца объясниться между собой, нужна взаимная симпатия, если же ее нет, из таких объяснений возникает лишь новая вражда и злоба. В своих горьких размышлениях Йожи заходил уже дальше тех мелких забот, которыми он терзал себя до сих пор.