Светлый фон

Если, проснувшись поутру, молодой мужчина видит в своей жене не свою ненаглядную веселую и жизнерадостную подружку, которую так и хочется расцеловать, а лохматое, толстое чувственное животное — значит, пришла беда, большая беда: любви конец! Пока Йожи любил, Ибойка была для него неземным существом, ангелом, и в этом все несчастье. Она должна была стать человеком, но не стала им. И повинен в этом, быть может, Йожи. Ему следовало держаться с нею потверже — теперь он это сознает, но уже поздно.

Йожи дошел уже до того, что не мог выносить ее полноты. Жадный мужской взгляд, который еще два-три года назад был точно заворожен ее мягкими, соблазнительными своей округлостью формами, теперь отрезвел, стал чист и холоден. В этом теле, мучительно думалось Йожи, нет настоящей человеческой души, нет даже простого человеческого благоразумия.

И Йожи вспоминал, как в годы его юности молодые сельские подмастерья, дети потомственных мастеров-ремесленников, потешались, бывало, над крестьянками, упрятанными в бесчисленные юбки и прочую одежду: вот бесформенные кувалды! Он хохотал вместе с приятелями, вернее, вслед за ними, считая, что неловко отставать от других — ведь и он станет в будущем мастером. Но в душе ему было как-то стыдно за этот смех — ведь его мать тоже так выглядит. Теперь же, когда ему волей-неволей приходилось созерцать чрезмерно толстые бедра, огромные груди и прочие красоты опостылевшей жены, затянутой в узкое платье или напялившей облегающие зад мужские брюки, он понял, сколько мудрости в старинной крестьянской манере одеваться. И это ничуть не ханжество (дескать, чтобы не искушать мужчин), а трезвая житейская мудрость, ибо крестьянки, выносившие и родившие по восемь — десять детей, к тому же с утра до вечера занятые тяжелым трудом, теряют девичью стройность, раздаются вширь или высыхают, как кукурузный стебель. Рядом с красивыми, молодыми и статными женщинами они невольно кажутся мужчинам смешными и уродливыми. Но многочисленные пышные юбки — и в этом-то вся мудрость — скрывают фигуру немолодой женщины, придают крестьянке вполне приличный вид. Мужчине не обязательно ежеминутно чувствовать, что перед ним женщина, он видит в ней прежде всего мать, хозяйку.

Но почему же об этом ничего не говорит партия? Почему она не дает указаний и по таким вопросам? Не директивы, конечно, а правдивое, толковое разъяснение.

Ведь неплохо было бы прикрыться и этой женщине, его жене, и ходить раздетой только там, где раздеваются все, — в бане или на пляже. Но нет, она бродит полуголая по квартире перед мужем, перед Эвикой и даже на улице щеголяет на глазах у всех в узкой юбке до колен на американский лад и в блузке без рукавов, показывая прохожим свои руки призового борца и прочие прелести.