Утром она тоже — совсем как его мать — вставала раньше всех, кипятила воду и кофе, поджаривала гренки, нарезала хлеб, готовя мужу, а иной раз и случайно заночевавшим дома детям бутерброды с салом, маслом или повидлом, так как знала, что хлеб, нарезанный с вечера, черствеет и теряет свой вкус. Жена бедного человека такими, казалось бы, мелкими заботами помогает своим близким, смягчает их суровую, трудовую жизнь. И всякий раз, как Йожи вспоминал тетушку Бенчик, у него становилось теплее на сердце: какие у этой женщины золотые руки! Эх, если бы можно было выучить всему этому Ибойку.

Но с этим покончено. Из такой особы никогда не получится настоящей жены. Да и ни к чему, теперь уже поздно, все равно она ему больше не нужна. Он видеть ее не может. Ушедшую любовь не вернешь, как не вернуть ни цвета, ни аромата лепестков прошлогоднего цветка.

* * *

Счастливая случайность — у Бенчиков в гостях опять была Эржи Сабадош, на этот раз с сынишкой. Оба малыша, насторожившись, как два котенка, сперва с недоверием издали разглядывали друг друга, прижимаясь к колену своего папы или мамы. Но затем, перестав дичиться, маленькие «зверьки» освоились, и между ними завязалась дружба.

Внимательно разглядев Йошку, Эвика начала: «А у меня кукла есть, с волосиками, вот!» В ответ Йошка Шмидт — так звали и его отца — показал ей заводной игрушечный автомобиль, он тоже, мол, не беднее.

Несколько минут спустя дети уже мирно играли в отгороженном углу комнаты (в «квартире» Розы) на глазах у тетушки Бенчик — они в том возрасте, когда невозможно устоять против соблазна открыть шкаф. Что там спрятано — лакомства или игрушки? Уточка или стаканчик? Их непременно надо оттуда вытащить. А вдруг там окажется щетка и ящичек, а в нем банка с ваксой, которой так интересно мазать ботинки! Как мама делает.

Но пока все шло хорошо: малыши показывали друг другу свои сокровища, а тетушка Бенчик сидела у окна, что-то шила и поглядывала на них поверх очков. Товарищ Бенчик и старик Сабадош расположились за столом, попыхивая деревянными трубками. Они были еще молодыми, начинающими слесарями, когда на эти трубки пошла мода: неизвестно, кто занес ее в Будапешт — господа ли, бороздившие моря, в подражание английским лордам, киноактеры или немецкие мастеровые, — но привычка — великое дело, и оба останутся верны своим старым чубукам, пожалуй, до гробовой доски. Йожи подсел к ним. Даже в молодые годы ему больше подходило общество стариков — такова уж его натура. А сейчас у него к тому те безмерная печаль на душе, и старики для него добрые товарищи — они все знали и, по-мужски сдержанные, не затрагивали больную струну.