Спасшиеся принесли ужасную весть в Екатеринодар, и Бурсак решил жестоко расправиться с черкесами, не разбирая, кто из них прав, кто виноват в нападении. Но он не пошел на левый берег сейчас же. Три месяца выжидал атаман, давая черкесам время увериться, что их дерзость пройдет безнаказанною, а сам тем временем с замечательной скрытностью готовился к походу. Казалось, будто никто, кроме него, не знал о том, что предстоит, а между тем к концу мая у Бурсака были собраны 6 тысяч казаков, да с линии он ухитрился прихватить еще два егерских полка. Отряд был в изобилии снабжен всем необходимым. 29 мая он уже переправился через Кубань, а на следующее утро казаки, пробравшиеся через плавни, окружили аулы, принадлежавшие черкесскому князю Буджаку. С первыми солнечными лучами начался отчаянный бой. Черкесы знали, зачем появились черноморцы, пощады не просили и бились с остервенением. Черноморцы тоже наседали, горя одним только стремлением сокрушить и уничтожить врага. Весть о набеге уже пролетела среди закубанских черкесов. На помощь к окруженным аулам откуда-то вихрем примчались с полтысячи наездников, успевших прорвать живое кольцо. Но и эта подмога оказалась напрасною. Черноморцы остервенели сами. Они еще раз обошли черкесов и ударили на них с четырех сторон. Удар был решительный и неотразимый. Оборонявшиеся были смяты, большинство их легло на месте, казаки ворвались в аулы. Четыре из них были стерты с лица земли, семьи черкесов, а в их числе и княжеская семья вместе с самим Буджаком, более пятисот пленников, весь скот, все табуны, все, что уцелело в саклях, стало добычей казаков.

Черноморцы возвратились из набега в свои станицы гордыми победителями, но и противники их были не из тех, кто смиряется перед силой и оставляет поражения без отмщения. В это же лето участились нападения мелких шаек. Во всех камышах левого берега черкесы сторожили казаков, и, стоило кому-либо из них появиться без предосторожности, меткая черкесская пуля укладывала насмерть несчастного; чуть ли не каждую ночь то там, то тут срывались казачьи пикеты, а иногда черкесские шайки прорывались в глубь страны и неистовствовали даже в далеких от Кубани станицах. Но все это были мелкие отдельные нападения; массы пока хранили грозное спокойствие. Между тем на Кубань доходили час от часу все более тревожные вести. Рассказывали о постоянных и бурных собраниях у черкесских князей и старшин, о том, что горцы крупными партиями уходят куда-то. Однако на самой Кубани, то есть на левом берегу ее, было тихо, и даже отдельные хищники исчезли из камышей, словно усыпляя этой напряженной тишиной бдительность русских.