Мюридизм выразился весь целиком, со всеми своими оттенками в лице четырех человек, по очереди сменявших друг друга. Первым из них был мулла Магомет Кюринский, основатель мюридизма в смысле религиозного учения; затем любимый ученик Магомета – Кази-мулла, человек недалекого ума, неглубокий богослов, нехитрый политик, но зато талантливый, умевший увлекать массы проповедник, сам глубоко и горячо убежденный в том, в чем он убеждал других. «Сердце человека прилипало к его губам, он одним дыханием будил бурю», – говорили горцы про Кази-муллу. Когда он погиб при штурме аула Гимры, мюридизм сразу пресекся и замер, пока его не возродил Гамзат-бек, человек набожный, молчаливый, безжалостный, глубоко обдумывавший свои предприятия, исполнявший их быстро, без огласки, «для Бога, а не для себя», как говорил он сам. Он дал мюридизму политическую окраску, утвердив его на столь лестном для всех принципе всеобщего равенства, и, наконец, выступил Шамиль, давший горцам государственное устройство, объединивший горские племена и сумевший создать из них величайшую по упорству своего сопротивления живую силу. Выступив вначале только как религиозный вождь, он, как подтверждает историк, исследователь мюридизма и борьбы с ним генерал Р. Фадеев, слил горцев в одно общественное тело, создал средства до него невиданные, осуществил политический идеал мюридизма. Шамиль стал повелителем Кавказа и вел войну с русскими как равный им противник, вырывая из их рук все плоды прошлых побед, заставляя Россию напрягать все свои усилия, чтобы удержать за собою край, приобретенный десятками лет кровавой борьбы. И – увы! – после Ермолова и вплоть до Воронцова на Кавказе не было человека, который сумел бы понять настоящее положение дела.

Были храбрые солдаты, вожди, полководцы, но не было кому разумно распоряжаться их храбростью. Были исполнители, но не было руководителя…

Все это привело к тому, что Чечня была вырвана из наших рук, слабые войска были сбиты с полей в Дагестане, и там только крепость Темир-Хан-Шура да укрепление Низовое и остались за русскими. Русские войска должны были действовать на Кавказе уже не отрядами, как прежде, а целыми корпусами, и, как ни странно сказать это, нравственный перевес в эту пору оставался за горцами. Власть России на Кавказе стала призрачною. Стратегические линии существовали, но они были совершенно незаметны. На Кавказ не смотрели, как указал Ермолов, как на крепость, которую нужно было взять осадой, измором; Кавказ хотели взять штурмом и брали… тридцать шесть лет. В течение этого времени, за исключением немногих последних лет, Кавказ для России явился местом негласной ссылки. Туда отправляли офицеров, которых не желали видеть в России, на