– Ну вот вам и ответ, – сказала Розанна.

– Я не могу, – повторила Хильди.

Разговор прервался из-за Клэр, влетевшей в переднюю дверь с вопросом:

– Чья это машина? Привет! Вы кто?

Эта девушка, Хильди, взяла себя в руки секунды за две, так быстро, что Розанна готова была поспорить, Клэр и не догадывается, что за сцену она едва не застала. Хильди улыбнулась, взяла перчатку, которую Розанна положила на стол, и надела ее.

– Это моя машина, – сказала она. – Я Хильди Бергстром. Я училась с твоим братом в колледже, а сейчас просто проезжала мимо. Ты Клэр?

Клэр кивнула.

– Что ж, мне пора, если я хочу добраться до Альберт-Ли в приличное время.

Она встала и надела пальто. «С виду она действительно совершенство», – подумала Розанна. Макияж практически не смазался, а значит, дело не в нем – это ее природная красота. С чисто биологической точки зрения две такие особи, как Фрэнк и Хильди, непременно произвели бы на свет некое совершенство, не правда ли?

Розанна проводила Хильди до двери, а Клэр дошла с ней до машины. Вернулась она с коробкой помадки.

– Она милая, – сказала Клэр.

– Да, – согласилась Розанна.

В Германии Рубен завел себе небольшой бизнес, и Фрэнк ему не мешал. В каждом городе или деревне, через которые они проходили, Рубен заходил в дома и лавки и подворовывал. Это было несложно – гансы бежали при виде приближающихся американцев и не всегда запирали за собой двери. А даже если запирали, то Рубен просто выламывал их или разбивал окно. Если в доме кто-то прятался, Рубен выгонял их, а потом рылся в вещах. Иногда попадались драгоценности, но его больше интересовали кружева и статуэтки, красивые ножи для вскрытия конвертов, музыкальные шкатулки, небольшие миниатюры, которые он вынимал из рамок, серебряные расчески и ручные зеркальца. Каждый день он брал по одной-две вещицы. Фрэнка больше всего поражало, что в домах вообще были двери, а также оконные стекла, крыши и красивые вещи. Фрэнк не возражал против того, чтобы Рубен забрал кое-какие безделушки для лавки своего кузена в Кейп-Мэй, Нью-Джерси. Самому Фрэнку хотелось бы вывезти порох, который использовали немцы: он не давал дыма и ничем не выявлял позицию стрелка. Или автоматы, которые стреляли так быстро, что издавали один долгий жужжащий звук вместо серии залпов, как американские ружья. Танки. Бомбардировщики Ju 88. «Прыгающие Бетти»[79]. Мины «Теллер». У русских было больше людей, у американцев больше денег, но немцы обладали знаниями, о которых профессор Каллхейн мог лишь мечтать.

Концлагерь, который они обнаружили, назывался «Кауферинг». Все заключенные, едва живые, разместились в землянках с крышей. Мужчины (или мальчики) напоминали скелеты, завернутые в лохмотья. Ничего подобного Фрэнк нигде не видел, даже во Франции, даже в Италии. Трудно сказать, что производило более ужасающее впечатление: множество замученных до смерти трупов, лежавших на земле, криво раскинув тощие, словно палки, руки и ноги и запрокинув головы назад, будто все еще крича от боли, или поразительно похожие на них живые, которые все еще держались на ногах (с трудом) и дышали. Очевидно, их заставляли строить самолеты или ракеты, но Фрэнк не понимал, как они могли хотя бы поднять инструменты. Фрэнк слышал, что другая часть наткнулась на пленных, которых гансы гнали в глубь Германии. Похоже, последнее, что собирались сделать немцы и что было для них важнее всего, – это застрелить своих рабов. Эти рабы были евреями. Как Юлиус. Как Роза. От этого у Фрэнка кровь застывала в жилах, чего никогда не случалось на поле боя.