– Ему же хуже. Если бы был, тогда не указывал бы людям с рождения, как им жить.

Розанна нахмурилась. Джо подошел и поцеловал ее в лоб. Спор затих. Минни, как выяснилось, заглянула всего на минутку, оставив миссис Фредерик, когда та уснула, поэтому она взяла тарелку с ужином и побежала домой. Лоис и Клэр стали накрывать на стол.

Возможно, если бы Уолтер так не вымотался и не злился из-за увязшего в грязи трактора, спор на этом и закончился бы, но в самый неподходящий момент, когда все уже поели и подумывали о добавке, когда Розанна встала, подняла нож и вилку и обратила взор к жареному мясу, Уолтер сказал:

– Я думаю, было бы лучше, если бы Уоллес был президентом, а не вице-президентом. Мне он нравится больше, чем Трумэн. Он многое знает, о многом думает. Трумэн – сорвиголова.

– Да, и если бы он был родом из Индепенденса, Айова, вместо Индепенденса, Миссури, тебя бы это устраивало. Просто он открыто выражает свое мнение.

Кажется, Джо никогда не слышал, чтобы родители спорили о политике, особенно на повышенных тонах. Они с Лиллиан переглянулись.

– Мой учитель по науке говорит, что в Хиросиме не нашли никакой радиации и японцы все врут, – сказал Генри.

– Зачем вы обсуждаете это в школе? – спросила Розанна.

– Мы обсуждали это в пятницу и сегодня. Две девочки заплакали, поэтому он так сказал. Он сказал, что там осталось пять зданий и погибло сто тысяч человек. Одно здание стояло довольно далеко, а взрывная волна была такая горячая, что опалила стулья в этом доме, несмотря на закрытые окна. Пять тысяч градусов.

– И Генри Уоллес хочет позволить русским сделать то же самое! – воскликнула Розанна.

– Сомневаюсь, что те девочки, услышав это, успокоились, – сказала Лиллиан. – Даже думать об этом не хочу. Рада, что меня это не касается.

– Он сказал, что даже в нашем возрасте лучше знать правду, чем постоянно что-то воображать, – ответил Генри.

– С днем рождения, Лиллиан, – подвел черту Джо.

Все замолчали, и Клэр стала рассказывать про кролика, которого мисс Рорбо принесла в школу. Кролик был серый, а не белый, хотя кончики ушей были белые. Его звали Пол, а не Питер, и каждый из девяти учеников мог по очереди покормить его, в алфавитном порядке.

– Я – «Л», – сказала Клэр.

Вечером по дороге домой, неся с собой остаток бисквитного торта, пропитанного клубничным джемом, Джо размышлял о политических разногласиях родителей, не зная, на чьей он стороне. После бомбежек Хиросимы и Нагасаки он в основном испытывал удивление (как и все остальные), смешанное с чувством облегчения. В отношении Генри Уоллеса он был склонен согласиться скорее с папой, нежели с мамой: кто-то в Вашингтоне должен был быть хорошим парнем, а Уоллес все делал как в Айове. Он был тяжеловозом, а не чистокровным рысаком. Джо поднял голову. Небо было ясным, в полях высыхала кукуруза, и если бы он остановился и замер, то, возможно, услышал бы, как она сохнет. Но он видел изображение грибовидного облака, и что бы ни говорил учитель Генри, Джо мог представить, как оно поднимается над Ашертоном – на милю вверх? – чудовищно яркое и громкое. Это ли последнее, что видит в таком случае человек? Это ли последнее, что увидел человек вроде него на улице в Хиросиме? Джо прошептал коротенькую молитву: пусть он никогда не узнает, на что смотрит, пусть он исчезнет с лица земли в тот самый миг, когда повернет голову и спросит: «Боже мой, что это такое?»