Побывали они также и в летней резиденции Гитлера, в Бергхофе. Хотя ее почти полностью разбомбили до того, как они туда добрались, там еще было на что посмотреть. Место, где Гитлер якобы каждый день пил чай, и еще одно место, повыше, уцелели. Рубен занялся поиском предметов в саду и таки нашел два: ложку под кустом и пуговицу. Он говорил всем, что это пуговица самого Гитлера, отскочившая с его ширинки, когда он описался от страха. Но Фрэнк заметил, что Гитлер не бывал здесь с июля прошлого года.

– Он знал, что мы идем, – возразил Рубен.

Эти сувениры он намеревался оставить себе, «разве что дадут хорошую цену».

К тому времени, как они добрались до Берхтесгадена, пошли слухи о русских: что Айк не хочет сражаться с русскими, что русские взяли Берлин, что русские ордой идут с востока и теперь они повсюду, что русских не остановить, что их собственным частям приказано встретить Пятую армию, которая идет через Италию, так что если русские появятся там, они могли бы отбросить их назад в Германию, или Чехословакию, или куда-нибудь еще. Русских было так много, что они могли добраться аж до западной Франции – поэтому никого не отправляли ни домой, ни на Тихий океан. Вполне могла начаться следующая война.

Благодаря Элоизе и Юлиусу, Фрэнк был единственным из своего окружения, кто имел хоть какое-то представление о Сталине, но все те месяцы, что он провел в Чикаго, когда Элоиза и Юлиус спорили друг с другом, сделали свое дело: вопрос был не в том, способен ли Сталин уничтожать своих друзей, а в том, насколько близок человек должен был быть к Сталину, чтобы первым пасть его жертвой. Юлиус всегда утверждал, что величайшая ошибка Троцкого заключалась в том, что он оставил Сталина в Кремле. Он не должен был ни на мгновение верить Сталину. Элоиза же спрашивала: ну откуда он мог знать, у него было много дел, а в пределах одной организации доверие необходимо. А потом еще эти процессы. «Может, казненные все-таки были в чем-то виновны», – говорила Элоиза; «Нет, не были», – утверждал Юлиус. И так далее и тому подобное. Так что Фрэнк был уверен, что Сталин просто ждет, чтобы перегруппироваться, а потом пойдет на запад, и начнется очередная война. Но Рубен и Корнхилл с ним не согласились. Корнхилл считал, что Сталину вообще нет дела до Европы и он сосредоточится на том, чтобы заново отстроить уничтоженные немцами города – Сталинград, Ленинград, Харьков.

– Побеспокоимся о нем через десять лет, – сказал Корнхилл.

Рубену было все равно. Он считал, что во Франции и Германии, не говоря уж об Италии, такой бардак, что пусть Сталин их забирает. Он сказал вот что: