Дело было не только в том, что прибыли управляемых событиями фондов впечатляли. С точки зрения менеджеров благотворительных организаций, которые отчитывались перед надзорными комитетами, задающими скептические вопросы, доходы были приятно объяснимыми. Макротрейдеры, как Пол Тюдор Джонс, могли говорить о волнах Кондратьева и экстремальных точках спада и подъема цен на ценные бумаги, но для среднего инвестиционного комитета это было просто шаманство. Управляемые же событиями фонды, такие как Farallon, не прибегали ни к какой магии. Эти парни изучали юридические лабиринты. Они понимали, через что пройдет конкретное слияние. Они могли судить о том, как конкретный кусок второстепенного долга будет рассмотрен конкретным судьей по банкротствам в конкретном суде. Имея такие преимущества, конечно же, они зарабатывали! Кроме того, благотворительные надзорные комитеты быстро понимали, что управляемые событиями фонды преуспевали, потому что другие были покалечены. Институциональные инвесторы следовали правилам, заставляющим их продавать облигации компаний, не выполняющих свои обязательства, поэтому они были вынуждены передавать доходы Стейеру и его имитаторам. Чем больше благотворительные организации вытесняли богатых частников, становясь ведущими инвесторами хедж-фондов, тем большее значение приобретало требование понятности стратегии хедж-фондов. Богатый инвестор может, если захочет, рискнуть своим личным состоянием и сделать ставку на загадочного гения. Благотворительные комитеты должны подстраховать тылы презентациями в Power Point.

Вместе с прибылями и прозрачностью управляемые событиями торговцы обещали устойчивость. Они использовали очень немного заемного капитала, что само по себе, памятуя о бесславном конце Long-Term, было очень ценно: частичным результатом было то, что их доходы оставались до чудесного стабильными¹⁹. Устойчивость Farallon стала легендой: между 1990 и 1997 годами не было ни единого месяца, когда фонд потерял бы деньги. В результате коэффициент Шарпа отношения доходности и риска фонда Farallon был примерно в три раза больше, чем коэффициент широкого фондового рынка, превращая фонд в невероятно привлекательное место для размещения благотворительных средств²⁰. Даже во время нарастания доткомовского сумасшествия плавание Стейера проходило безмятежно. Он не ввязался в пузырь, как Дракенмиллер. Он не попал под него, как Джулиан Робертсон. Вместо этого он применил свои методы к анализу эпических битв эры поглощений, хеджируя по ходу дела рыночный риск. Естественно, его стратегия выглядела неплохо, когда коллапс рынка потопил и Дракенмиллера, и Робертсона.