Несколько часов спустя, у меня в квартире, мы с Рыбацкой королевой лежали на полу и слушали Синатру.

– Почему ты так сильно любишь Синатру? – спросила она.

Никто раньше не задавал мне этого вопроса. Я попытался объяснить. Голос Синатры, сказал я, именно тот, что большинство мужчин слышит у себя в голове. Он как воплощение мужественности. В нем – властность, к которой мужчины стремятся, и уверенность в себе. Но все равно, когда Синатре больно, когда его чувства задеты, голос меняется. Уверенность не пропадает, но за ней проскальзывает нотка уязвимости, и ты слышишь, как уверенность и уязвимость борются в его душе, слышишь в каждой ноте, потому что Синатра позволяет тебе слышать – он обнажает свою душу, что мужчины делают крайне редко.

Довольный таким объяснением, я прибавил звук – ранние вещи Синатры с Томми Дорси.

– А он всегда тебе нравился? – спросила Рыбацкая королева.

– Всегда.

– Даже в детстве?

– Особенно в детстве.

– Интересно.

Она подцепила пальцем прядь волос, но наткнулась на колтун.

– Я вот что хотела спросить. Когда твои родители разводились, отец оставил что-нибудь? Может, фотографии?

– Мама их все выкинула.

– Одежду?

– Ну да, пару водолазок. Барахло.

– Что-то еще?

Я закрыл глаза.

– Вроде бы итальянские кулинарные книги с пятнами томатного соуса на обложках.

– И?

– Я помню только большую стопку пластинок Си…

Я повернул голову. Рыбацкая королева вроде как погрустнела, но явно была довольна, почти торжествовала, словно угадала развязку детектива по первой странице.