– Кирилл Петрович, одну минутку. Так, я смотрю! Агапова, Мучкина, Антонова, Иволгина, объяснитесь.

– Что-о-о?!

– Что за распущенные волосы?! Что за вульгарность?! Сколько раз вам повторять, что у нас в гимназии не принято так ходить…

Маргарита Генриховна перешла на язык дельфинов, и многие невольно закрыли уши.

Озеров с сожалением наблюдал за происходящим, осознавая, что внимание снова будет утеряно, настроение класса изменится безвозвратно и семена, которые он готовил, рассеяны по ветру.

После семи минут, отнятых от урока, и продолжительных оправданий школьниц, которые чувствовали себя размазанными по стенке, Маргарита Генриховна изменила бордовый цвет лица на розовый и вышла вон.

– Одну минуту! – Озеров вслед за ней покинул класс. – Маргарита Генриховна!

– Да?

– Вы забрали у меня ценное время от урока. То, что вы решили им сказать, действительно нужно было говорить сейчас?

– Кирилл Петрович, прости. Ну как им ещё объяснить. Я уже сто раз их сегодня ловила! Шла по коридору и решила проверить. А ты следи, чтобы они не позволяли себе ходить лахудрами!

– Не думаю, что у меня получится. Они носят форму – и хотя бы в выборе собственной причёски могут иметь свободу. Они не заключённые.

– Свободу? – рассеянно пробормотала Маргарита Генриховна. – Неужели только мне одной надо, чтобы дети выглядели как подобает?

Озеров не удержался и молча кивнул. Она крепче обхватила папки с документами и, резко развернувшись, быстро пошла по коридору. Потом встала как вкопанная и, обернувшись, сказала таким голосом, чтобы Кирилл понял, что она не обиделась:

– Забыла вам напомнить, чтобы вы подготовили выступление с вашим классом к Новому году.

– Каким образом? Я в жизни не делал ничего подобного.

– На вашем месте я бы в этом не признавалась. Это камень в огород вашей карьеры преподавателя. Вы рассчитывали, что все остальные классные руководители имеют законченное режиссёрское образование? Не будьте таким скованным. Запустите машину самодеятельности.

– Скованным? – прошептал про себя Озеров. – Машину самодеятельности? Какую ещё машину?!

Ошарашенный, он вернулся в класс. Там его ждал настоящий траур.

Анна Иволгина, отличница, всегда с живым интересом слушавшая его, теперь рыдала. Её утешали другие ученицы, в основном те, которым больше досталось. Анна сдерживала себя, но от этого ей становилось только хуже. Увидев, как вошёл Кирилл Петрович, она оторвала от раскрасневшегося лица руки и подняла голову – слёзы тут же высохли на пылающем лице.

– Почему с нами так говорят?! – воскликнула она с такой болью, что Озеров воспринял её обиду как свою собственную. – Мы больше не можем носить эти пучки на головах!