– Ну разве не сволочь? – отметила она очередного водителя-лихача. – Всем перегородил путь, ещё и требует, чтобы его впустили. Вот, Озеров, наглядный пример нашей очереди из школьников в буфете – автомобильная пробка! Как только не ухитришься, чтобы получить булочку раньше других.

Озеров не улыбнулся.

– Я уйду, Кирилл Петрович, ей-богу! – продолжала она. – Нас учили работать с подрастающими людьми, но не с животными. Знаешь, что устроил Осокин на моём последнем уроке? Достал из штанов… – Хотя в салоне больше никого не было, Элеонора Павловна перешла на шёпот.

– Что, прямо во время урока? – удивился Озеров.

Учительница литературы кивнула.

– Ну разве не извращенец? А мы тем временем обсуждали Шекспира! Половина класса прятала лицо – от мерзости, которую он творил. Об этом я узнала уже потом. Осокин только смеялся истерически и что-то там совершал под партой. Не знаю, что на него так подействовало – Ергольцева или «Ромео и Джульетта». Скажи мне, Озеров, разве тридцать с лишним лет – это не слишком много для школы? Разве я для того старалась, чтобы в конце жизни наблюдать подобную гадость? Нет, милый мой, я завязываю.

Кирилл осторожно рассматривал её лицо. Волевое, начинающее стареть, но ещё полное энергии. Он хотел бы побывать на её уроке, будь у него больше времени.

– Вы торопитесь, до конца жизни ещё далеко, – снова улыбнулся он. – На кого нам равняться, когда уйдут такие люди, как вы?

– А ты тоже уходи, Озеров. Нечего тебе тут делать. Я говорю тебе это не потому, что ты не справишься, а потому, что лучше этой работы только служба ассенизаторов.

– Кто же останется?

– Может быть, те, кто указывает нам, как лучше делать нашу работу?

– Эти точно сбегут первыми…

Дождь заполнил собой всё пространство. Таяли в пелене светофоры и сигнальные огни.

Сегодня Кирилл пришёл в гимназию, твердо решив, что произошедшее с девятым «Б» больше не повторится, – и день действительно проходил гладко. Слабые волны едва касались его разума, и он, слушая их мерный плеск, наслаждался своей работой. Когда же волны поднимались, чтобы с грохотом обрушиться на него, он врезался в них аргументами, юмором и примерами из личного опыта, отчего, словно волнорез, разрезал их беспокойную толщу и направлял течение в нужное русло. Но понять до конца, что этому способствовало – собственный настрой, случайный подбор учеников в классах, погода, магнитные бури или везение, – ему пока не удавалось.

Сегодня он вёл у параллельного девятого класса, который отличался от предыдущего разительно. И дело было не в успеваемости (естественно, она была гораздо выше), не в дисциплине, не в познавательном интересе, не в родительском контингенте, не в личном отношении их к учителю и самому предмету (хотя Озеров чувствовал, что его уроки они любили) и даже не в букве «А», которая, как известно, «первее», чем у «Б» класса. Всё перечисленное являлось лишь следствием.