– Я попробую, – задумчиво произнёс парень и добавил: – Можно мне ещё печенья? И чаю.

Новый учитель делился едой. А у Андрея – повышенный метаболизм.

Штыгин-младший был единственным, кто приходил после уроков на бесплатный факультатив.

– Что мы сегодня будем проходить?– спросил он с набитым ртом, его глаза излучали любопытство. – Мама сказала, что со следующего года я буду поступать в медицинский колледж.

В углу класса, безмолвно опустив руки, всё ещё стоял скелет Гришаня.

– Ты выучил кости? – спросил Озеров.

– Да… Наверное… – голос Штыгина-младшего прозвучал небрежно. – Тазовая и позвоночник… и прочее…

– И прочее… – Озеров устало потёр ладонями лицо. – Сегодня ты выучишь только строение кисти.

Они подошли к скелету, и Кирилл Петрович стал рассказывать. Штыгин повторял.

– А зачем мне знать кисть?

– Ты же хотел стать хирургом. Ты знаешь, какой у хирурга главный инструмент?

– Скальпель или ножницы…

– Его руки и вот эта часть… – сказал Озеров, постучав Гришаню по пустому черепу.

Спустя неделю Андрей предпринял ещё одну попытку написать контрольную работу по алгебре на хорошую оценку. Дома ему некому было помочь, к отцу он идти не хотел, а мать ничего не понимала в математике.

Поэтому он долго упрашивал Тамару, которая всегда сдавала контрольные раньше остальных, объяснить ему решение примеров. Через некоторое время ему показалось, что он вполне освоил логику этих задач и без труда справится с ними.

Но задания, которые он научился решать, составляли только половину контрольной. Андрей понадеялся на тройку и ждал результатов.

Он не подозревал, что у математички давно уже исчерпан лимит ожиданий каких-либо результатов от него: его репутация, его облик уже неизменно сложились в ученика ленивого, безнадёжного, ничего не желающего понимать.

Работа, которую он писал с таким старанием, была проверена ею среди большого количества прочих и быстро отложена в сторону. Стоило взглянуть на фамилию, как перед ней тут же появлялось худое лицо с горящими глазами, в голове мелькала неприятная мысль о тщетности своей работы, а в груди становилось тесно от щемящего чувства обиды за то, что ему безразличен такой важный предмет. Все это заставляло её легко, без колебаний, выбрать в спорной оценке – низшую.

И уже сложно было сказать, что замыкает этот круг: неверие ученика в учителя или неверие учителя в ученика.