Люба слышала, что завуча недавно увозили на «скорой», но вот она вернулась и теперь стояла перед ними с бледным важным лицом и гордо поднятой головой. Тонкий крик пожилой женщины всё ещё висел в воздухе и неприятно щекотал нервы.
Люба очутилась здесь из-за той самой зелёной шапки, которую по неосторожности надела в школе. В этой шапке ей приятно было вспомнить зимние каникулы – подарок деревенской соседки напоминал девочке о том, что однажды придёт лето, она вернётся к Наде в деревню и они вместе начнут искать загадочные следы Царицы леса.
Но объяснить это взрослым было невозможно, тем более Люба не хотела оправдываться в присутствии новой учительницы литературы и русского, притащившей их сюда. Она сильно успела надоесть девочке оттого, что почти всегда делала учеников в чём-нибудь виноватыми.
По иронии судьбы вместе с Любой в кабинете находились ещё две её одноклассницы – самые злостные враги девочки, которые вместе с ней вынуждены были терпеть унижение допроса.
Лику Карманову и Яну Кулакову привели сюда прямо с урока, обеих за отсутствие классической формы: на первой была надета розовая рубашка с кружевами, на второй – рваные джинсы и футболка с изображением скелета, жующего цветок.
Сама Наталья Борисовна Несмехова одевалась настолько невозможно серо, что при одном взгляде на неё сразу становилось грустно.
Но самое обидное, что, когда Люба носила сто браслетиков на руках, разные бадлоны и кофточки, которые не считались за форму, – её никто не останавливал. Однако стоило Ангелине перейти в другую школу, а девочке вернуться к прежней заношенной форме и всего лишь раз надеть шапку на перемене, как её тут же притащили в кабинет Маргариты Генриховны.
– Кулакова, тебя уже ловили на прошлой неделе, и я сказала, что не оставлю просто так твоё наплевательское отношение к форме. А ты упорно продолжаешь посещать школу в этих лохмотьях.
Наталья Борисовна подливала масла в огонь, а Маргарита Генриховна изображала саму терпимость:
– Яночка, ты же так замечательно учишься, что на тебя нашло? Ты должна и выглядеть соответствующе…
– Сейчас же встань прямо. Что?! Ты ещё лыбиться будешь!
Кулакова ничего не могла с собой поделать, она стояла, выпятив подбородок, и мерцала через квадратные очки наглыми глазами, её губы, как всегда, чуть улыбались. Лика Карманова в своей розовой рубашке выглядела рядом с ней побитой собакой.
– Я не лыбюсь, – зло и тихо сказала Кулакова.
«Зря она так…» – подумала Люба, которой хотелось поскорее отсюда уйти.
– Я вижу! Ни стыда ни совести! Завтра же ты наденешь форму.