– Не очень-то.
– Бабушка приснилась мне сегодня ночью.
Отец нервно поправил воротник рубашки.
– А мне нет… И что? Она сказала что-нибудь?
Андрей пожал плечами.
– Она молчала. Позади неё стоял кирпичный дом, и в окнах квартиры, где она жила, пылал пожар. Но страшно не было, и грустно тоже, наоборот, она всё показывала на окна, как будто говорила, что всё ненужное, старое должно сгореть и не мешать жить дальше. Так я почему-то её понял.
Отец вздохнул, как показалось Андрею – с облегчением. А ещё говорит, что не верит снам!
– Она и при жизни говорила, чтобы мы пели весёлые песни на её похоронах. Но реальность, увы, такова, что всегда находится кто-нибудь, кто будет плакать.
– Без неё будет скучно.
– Угу.
Они снова замолчали, на этот раз надолго. Только снег скрипел под подошвами.
– Мама предложила мне сменить фамилию, – снова нарушил молчание Штыгин-младший.
Он остановился, чтобы посмотреть на реакцию отца, но тот продолжал идти по тропинке, глядя себе под ноги.
– Папа! Ты слышишь? Мне скоро паспорт выдают…
Отец повернулся. У него было очень бледное лицо, по цвету напоминавшее руку Андрея, которая месяц томилась под гипсом и теперь явилась на свет. Это не оттого, что отец опешил от такой новости. Просто почти у всех к середине зимы кожа на лицах становится похожей на накрахмаленные простыни.
– И что ты решил? – спросил Роман Андреевич с деланым равнодушием.
– Я решил… – Андрей не знал ещё, что сказать, ведь он думал, что его сразу начнут отговаривать. – Я решил, почему бы и нет? Могу даже выбрать: или взять мамину, или