Согнувшись, девочка быстро пошла по узкой тропинке.

До убежища уже недалеко. Если ей удастся пересечь небольшой участок поля незамеченной…

Люба не успела задать себе вопрос, почему решила спрятаться именно в старом почерневшем дубе. Её уже влекло туда какое-то смутное чувство. Во сне она сумела уйти от зверя. Сумеет и теперь.

Беги, Землеройка! Спрячься в нору.

Поле оказалось замёрзшим, и застывшая грязь предательски хрустела под ногами. Землеройка оглянулась вокруг. Подёрнула носом – врагов не было видно. Бежать больше не было сил. Она доковыляла до дуба и влезла в дупло, перемазав колготки и куртку сажей.

Внутри не было удобной норы, и девочка чувствовала запах гари. Но здесь она была уверена, что её не заметят.

Сколько прошло времени, она не знала. Сердце всё так же колотилось, перед глазами бегали белые мушки, только дышать она стала чуть тише.

Скоро девочка перестала чувствовать биение пульса в висках. Перед собой она смутно различала обгоревшие стены убежища. Наконец у неё затекли ноги, и она уже решила вылезти из укрытия, как вдруг совсем чётко различила голоса, которые хорошо слышались в застывшем морозном воздухе:

– Её там нет, пойдёмте уже домой. Завтра с ней разберёмся.

– Завтра она придёт с мамочкой. Говорю тебе, она прячется в этом дубе. Мы с ней много раз гуляли здесь…

Люба закрыла себе рот рукой и чуть не заплакала. Ангелина – это её голос.

«Не шевелись. Замри!» – пищала Землеройка.

Они вытащат её из дупла за ноги и поволокут по земле.

«Нет уж! Лучше выйти к ним самой, чем сидеть здесь, как запуганный зверёк, и ждать своего часа».

Шаги приближались.

Люба вылезла из укрытия и встала на онемевшие ноги. Она вся была перемазана в саже, щека расцарапана, капюшон на куртке оторван – вид , наверное, был нелепый.

Яна Кулакова и Ангелина Чайкина находились примерно в шести шагах от неё. Кто-то из них присвистнул.

– Вот видишь, я же говорила… – промурлыкала дворовая кошка.