Тёмная фигура приближалась, и Люба узнала Кирилла Петровича – он шёл медленно, спотыкаясь, словно не видел дороги.

Кротов резко развернулся и побежал к нему навстречу.

Люба качнула рукой и вовремя поймала себя на том, что чуть не выстрелила из-за резкого перемещения мальчика. Рука у неё замёрзла – она уже почти не чувствовала пальцев. Пистолет казался слишком тяжёлым.

Илья подбежал к учителю и что-то сказал ему. Люба видела сквозь сумрак, что у Кирилла Петровича какая-то белая повязка на голове.

«Что это с ним?»

– Люба! – крикнул он издалека, и голос у него был низкий, осипший. – Я уже пришёл! Тебе больше ничто не грозит. Оставь! Я решу это! Решу за тебя!

Ангелина сделала ещё шаг.

«Сегодня был очень сложный день, ни одна девочка не выдержала бы…»

Люба поняла, что у неё совсем не осталось сил.

Кирилл Петрович уже вошёл в полукруг. Кротов вращал горящими глазами.

Молодой учитель протянул руки и сказал почти шёпотом:

– Всё, моя хорошая. Идём домой. Опусти.

Люба ещё верила ему. В конце концов, это он говорил, что не стоит дружить с Чайкиной.

Её рука бессильно упала вниз. Она держалась, чтобы не рухнуть с рыданиями на лёд.

– Мы думали, она нас поубивает, Кирилл Петрович, – сказала Кулакова, прячась за его спину.

– Я обо всём расскажу маме… – всхлипывал Тугин, опустившись на колени.

Люба не поднимала головы. Что-то тёмное внутри её не давало ей выпустить оружие из рук. Завтра она придёт в школу, и всё повторится. Её рука снова поднялась.

– Не слушай их, Люба! – дрожащим голосом проговорил Кротов. – Они хотят тебя подставить.

Ангелина быстро пошла на неё.

– Стой… – прошептала Люба.