И в этот момент поняла, что всё только начинается.
Озеров
Озеров
Кабинет заполнял солнечный свет. Долгожданное солнце, появившееся всего на несколько часов, пробивалось сквозь сломанные жалюзи и быстро нагревало здание.
Длинные тени двигались по стенам, активно размахивая руками. В классе было душно и шумно, хотя на этот раз здесь сидели преимущественно взрослые.
Повязку Кириллу уже сняли, но глаз всё ещё оставался слишком чувствительным к свету – даже сквозь солнечные очки, и он искал удобного случая выйти за дверь.
В конце концов, его больничный оставался в силе, а он снова торчит на работе.
Прошло ровно три дня с того момента, когда он кричал девочке, державшей пневматический пистолет, чтобы она не стреляла в одноклассников. Теперь многие подробности прояснились – эпизод с оружием, оказывается, был только частью каши, заваренной в его отсутствие детьми. Найти виновников, определить, где правда, а где ложь, поверить во все эти истории с отравленным печеньем было крайне сложно.
Кроме того, истина искажалась стараниями некоторых родителей, чьи дети участвовали в недавних инцидентах. Споры зашли так далеко, что весь последний час собрания побеждали те, кто громче кричит.
Так как Кирилл больше не чувствовал, что может хоть как-то повлиять на ход дела, он вышел из кабинета и с удовольствием оказался в прохладном полутёмном школьном коридоре. Кажется, его исчезновения даже не заметили.
Тонкая полоска солнечного света, пробивавшаяся из-за не прикрытой до конца двери, одевала в золото крохотные пылинки. Солнце пришло ненадолго в Город Дождей и сразу сделало обычную пыль похожей на микроскопическую вселенную.
Озеров с шумом опустился на скамью, где уже сидела Люба, внимательно рассматривавшая и трогавшая пальцами вязаную зелёную шапку.
Из кабинета всё ещё раздавались возмущённые голоса, Кирилл вздохнул и опёрся спиной о стену.
– Зачем ты всё время носишь с собой эту шапку?
– А зачем вы надели очки? – парировала девочка, не поднимая головы.
– У меня болит глаз, и выглядит он просто ужасно. Хочешь, покажу? – Озеров повернул голову и скорчил страшную гримасу. И тут же ойкнул, ведь отёк ещё не спал до конца.
Люба, хихикнув, отшатнулась. Умытая, в чистой одежде, она выглядела не так, как в тот вечер, когда они с Кротовым нашли её в парке. Держалась она тоже спокойно, словно ничего не произошло. На следующий же день девочка пришла в школу, и Кирилл больше не слышал, чтобы кто-нибудь попытался её обидеть.
«Это ненадолго, – думал Озеров, незаметно разглядывая её. – Она слишком отличается от остальных, по-другому выглядит, по-другому говорит».