На это Рождество мы не получили, как обычно, фруктовый пирог от миссис Абрамз, а вот Келли получили. Даже после того, как мы с Лероем и Морин помирились, миссис Келли не возобновила утренние субботние посиделки с моей мамой за кофе, которые она прекратила сразу же после нашей ссоры. Я продолжала ходить в лавку Гринблума за комиксами и конфетами, но даже там меня встречали холодно.

– Не хочешь ли подточить зубки, а? – спрашивал мистер Гринблум, понизив голос, хотя в лавке никого не было. – Есть бразильские орехи, жесткий миндаль. А может, что-нибудь потверже? – Его желтое скуластое лицо с лиловыми мешками под черными глазами не лучилось привычной улыбкой, а оставалось неподвижным и тяжелым, как помятая мрачная маска.

Мне хотелось выкрикнуть: «Я не виновата! А что бы вы сделали на моем месте? Как я должна была поступить?» – словно он имел в виду именно случай с Келли, хотя, конечно, это было не так. На полках в радужном сиянии перед моими глазами колыхались пачки свежих комиксов в пестрых безвкусных обложках: «Супермен», «Чудо-женщина», «Том Микс» и «Микки-Маус». Я крутила в кармане куртки десятицентовик, выпрошенный у родителей, но никак не могла решить, что из этого богатства выбрать.

– Я… наверное, я зайду позже. – Почему-то мне казалось, что я должна объяснять каждое свое действие.

С самого начала я считала, что моя ссора с Келли – отдельная тема, которой не должны касаться эмоции из внешних источников, нечто целое и независимое, как круглые красные помидоры, которые мама в конце каждого лета закатывала в банки Мейсона для домашнего консервирования. Хотя насмешки соседей казались мне неправильным, даже чрезмерными, поскольку затрагивали не только меня, но и моих родителей, я никогда не сомневалась, что справедливость рано или поздно восторжествует. Возможно, именно мои любимые радиопрограммы и комиксы повлияли на то, что наша ссора воспринималась мною как незначительное, ничем не примечательное событие.

Не могу сказать, что я не имела никакого представления о человеческой низости.

«Кто знает, какое Зло таится в сердцах людей? – риторически вопрошал герой по имени Тень каждое воскресенье гнусавым насмешливым голосом. – А Тень знает – ха, ха, ха, ха!» Каждую неделю нам с Лероем преподносили очередной урок: где-то с помощью ужасных экспериментальных препаратов невинных жертв превращали в крыс, или обжигали им босые ноги пламенем свечи, или бросали их в бассейн с пираньями. За закрытыми дверями моей комнаты или комнаты Лероя, на перемене, уединившись в углу игровой площадки, мы шепотом обсуждали жуткие, жестокие события, которые происходили в мире за пределами Вашингтон-стрит и школы Ханнуэлл.