– Там лагпункт для женщин с детьми. Навестить сыночка не желаешь?

Довольный шуткой, кум опять пьяно хохочет.

Эх, эх!

У Кости тяжело колотится сердце.

Так, что стук его молоточком отдается в голове.

– Сталина родила?

– На Акуре других не держат. Там мамочный лагерь. Только ты опоздал, Ярков! Сам читал в приказе. Сто семьдесят одну бабу с детьми недавно вывезли с Акура. И расфасовали по другим лагерям. Если захочешь разыскать Говердовскую, обращайся – поможем.

Интендант Савёнков зовет Вадима. Кум, слава богу, отвлекается от опасного для Яркова разговора о Сталине Говердовской. Костя понимает, что нельзя ему ничего выведывать про Сталину. А выведывать хочется. По краешку ходит. Полтора года прошло после той памятной ночи. Неужели от него сыночек-то?! С другой стороны, в лагере с такой красавицей никто особо сюсюкаться не будет. Завалили в бараке на пересылке и…

Что – и?! Не ври сам себе, Ярков!

Твой сынок. И Вадим прямо сказал.

Костя кусает губы. Наливает себе полстакана мутного самогона.

Савёнков о чем-то договаривается с кумом, показывая на лежащих псов.

Старший проводник рысцой убегает на склад питомника и приносит ватную робу. Штаны и куртку с длинными рукавами.

Решили для разогрева потренировать собак на живой мишени.

Костя видит, как Летёха воинственно машет руками:

– А что, товарищ майор, правильно говорите! Раздрочим их на каком-нибудь доходяге!

Интендант возражает:

– Тут надо бы зэка покрепче.

Вадим отдает распоряжение. Приводят зэка, худого и жилистого, в стоптанных кирзовых ботинках. На шапке и на колене брезентовой брючины у заключенного нашита белая тряпка с номером. Зэк канючит: